— Должен же я получать удовольствие от работы, — пожал плечами инспектор. — Вы не представляете, как скучно служить в провинции, где никогда ничего не происходит. Кстати, ещё один факт, который сможет вас заинтересовать. Представляете, Оболенский попросил меня срочно достать для него дюжину перчаток для разделки рыбы. Вроде бы с их помощью он намерен поймать убийцу. Как вы думаете, что он собирается с ними делать?
— Дюжину перчаток для разделки рыбы? — недоверчиво переспросил репортёр. — Он что, собирается открыть небольшой рыбзавод?
— Любопытно, да? — задумчиво произнёс полицейский.
— А он, случайно, наркотиками не балуется? — поинтересовался Ледрю.
— Не похоже, — ответил Гранье.
— И вы собираетесь купить ему эти перчатки? — спросил Ксавье.
— Конечно, — пожал плечами инспектор. — Я уже послал за ними своего человека. Неужели вам самому не любопытно узнать, что из этого получится?
— Любопытство сгубило кошку, — заметил репортёр. — Но в целом мне нравится стиль вашей работы.
* * *
— Не представляю, как я мог позабыть, что у меня кончается виза, — опустив глаза, как не сделавший домашнее задание школьник, промямлил Влад Драчинский. — Мне так понравилась ваша страна, что я потерял счёт времени, совсем как Рип Ван Винкль.
— Ах, ты забыл, — усмехнулся Гранье. — Ну ничего, за двадцать пять лет, которые ты проведёшь в тюрьме, у тебя будет время для того, чтобы многое вспомнить.
— Двадцать пять лет в тюрьме? — не веря своим ушам, повторил поэт. — За то, что у меня просрочена виза?
— Пять лет за визу и двадцать лет за участие в террористическом заговоре и попытку покушения на принцессу Стефанию де Монако! — яростно проревел инспектор.
Ему нравилась роль "плохого" полицейского.
— Что? — спросил Влад, чувствуя, как его тело покрывается липким холодным потом. — Какой террористический заговор? Какое покушение?
— Не прикидывайся идиотом! Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю! — состроил страшную рожу Гранье. — В полицию Монако позвонили и предупредили о ваших преступных намерениях.
Ничего не понимающий Драчинский тупо уставился на инспектора.
"Здесь что, уже как в Америке, даже лёгкий флирт с женщиной рассматривается, как сексуальное домогательство и считается уголовным преступлением?" — с ужасом подумал он. "Но ведь этот тип обвиняет нас в терроризме, а не в сексуальном домогательстве. И как только он додумался до такого?"
"Всё, он сломался", возликовал в душе Гранье, увидев растерянность и страх, написанные на лице поэта.
— Уведите его и заприте вместе с остальными террористами! — приказал он сержанту Леруа.
* * *
— Вы что, спятили? Как вы смеете? Вы хоть понимаете, что вы делаете? Всё-таки мы находимся в цивилизованной Европе, а не в застенках сталинского Гулага, — возмущённо кричала графиня Мотерси-де-Белей, пока инспектор Гранье с помощью дюжего полицейского приковывал её наручниками к аппарату для развития ягодичных мышц.
— Именно так мы и поступаем с убийцами и террористами, — сурово сказал инспектор.
— Что? — переспросила Жозефина. — О чём вы говорите?
Сержант Леруа тем временем пристёгивал совершенно деморализованного Драчинского к стойке для вытяжки позвоночника.
— О том, что вы убили Марию Анжелу Маззини и инсценировали свою смерть, чтобы принять участие в организованном вашим мужем покушении на Стефанию де Монако, — объяснил Гранье.
— Я собиралась покушаться на Стефанию? — возмутилась графиня. — Да как вы смеете? Стоило мне услышать о том, что он замышляет, как я приложила все силы, чтобы спасти принцессу!
— Неужели он собирался меня убить? — вмешалась Лили. — А казался таким симпатичным. Вот бы не подумала!
Пьер Большеухов, ещё не пришедший в себя после воскрешения супруги и приёма избыточного количества коньяка недоверчиво воззрился на Жозефину.
— Ну-ка повтори, что ты сказала! Да что ты такое несёшь? — растерянно спросил он. — Что я замышлял? И вообще, что ты можешь знать о моих планах?
— Вы спятили! — гневно посмотрел на инспектора Харитон. — Вы что, всерьёз обвиняете нас в терроризме?
— Именно так, — удовлетворённо кивнул головой Гранье, приковывая Ерофеева к шведской стенке.
— Эта стерва решила окончательно меня угробить! — простонал Пьер.
— Теперь я понимаю, почему большинство мужчин считают семейную жизнь сущим адом, — ввернул Драчинский. — Если я выберусь из этой передряги, клянусь, я навсегда останусь холостяком.