22 
Он поехал в объезд, чтобы усыпить их бдительность. Вообще-то, до старого порта сколько угодно способов добраться быстрее и проще. Ехать, к примеру, по дороге на Петах-Тикву, а дальше по автостраде на Яффу. Или сразу спуститься к морю и двигаться по улице Хаяркон мимо всех крупнейших отелей Тель-Авива — мимо «Хилтона», «Карлтона» и «Шератона» — вдоль израильского аналога набережной Круазет в Каннах. Но ехать через старый город, где царит извечная анархия, — значит самому облегчать им задачу. Ни пробок тебе на дорогах, ни объездов, просто медленная методичная игра в кошки-мышки.
Он уже успел забыть, какие никудышные теперь дороги в городской черте. Хотя он и старался ехать аккуратно, все равно время от времени колесо попадало в выбоину. Вот опять! Попав в одну из таких ям, он выругался. У него в голове не укладывалось, почему такая технологически и промышленно развитая страна, как Израиль, не может содержать свои дороги в порядке. Или, коли на то уж пошло, не укладывать в землю многие мили никому не нужного оптоволоконного кабеля, как на том настаивали телекоммуникационые компании. Сейчас он практически не отрывал взгляда от видов за окном, словно хотел в последний раз наглядеться — на прощание.
Тель-Авив — это одно живое, кипучее, неистовое противоречие. Небоскребы и лачуги, дискотеки и магазины, шаверма и ракия, синагоги и мечети, старое и новое — все перемешалось в этом городе, словно в блендере. И эта пестрая смесь в изобилии выплескивалась на выбеленный солнцем город — картина получалась довольно-таки хаотичная.
За перекрестком он выехал на улицу Шальма и двинулся в старый город. Уже почти четыре. Он в пути три часа двадцать семь минут. Теперь-то кражу наверняка обнаружили и оповестили пограничную службу, аэропорты и милицию. Сообщили премьер-министру и созвали военный совет. Все указывает на то, что преступление мог совершить только Мордехай Кан. Ни у кого другого не было доступа. Так же как и возможности. Хуже обстоит дело с мотивом. Как-никак, Кан всегда был патриотом, верным членом партии «Ликуд», ветераном Шестидневной войны, имевшим награды, потерявшим сына и дочь при защите страны. Рано или поздно они решат, что все это не имеет значения. И отдадут приказ.
Кан грустно улыбнулся. В сущности, это танец. Безукоризненно поставленный балет, па-де-де: солисты тысячу раз репетировали каждый шаг.
Повернув налево, он миновал площадь Часовой башни, где в небо вонзался стройный минарет мечети Махмуда. На тротуарах было полно народу. За низкими столиками на железных ножках сидели старики и, попивая кофе, играли в шахматы и мечтали о мире. Яффа считается одним из древнейших портов мира, и в разное время она находилась под властью греков, римлян, турок, христиан и арабов. Теперь очередь евреев.
Здесь апостол Петр воскресил Тавифу, а затем ушел жить к Симону-кожевнику. Ричард Львиное Сердце водрузил знамя крестоносцев на скале Андромеды в пятидесяти ярдах от берега. Но куда более поразительной Кан считал современную историю города. В первой половине прошлого столетия порт Яффы принимал съезжавшихся сюда со всего света, много испытавших, но несломленных переселенцев, которые поклялись преобразить Святую землю по своему разумению. В 1946 году и он — еще совсем мальчишка, — спасаясь от фашистского режима, сошел по деревянному трапу на этот берег.
Сегодня он снова ступит на старый пирс — морем он прибыл в эту страну, морем он ее и покинет.
У знака «стоп» он переключился на первую скорость и выглянул в окно. Рядом двое мужчин — араб и еврей — смотрели в небо. Один прикрывал глаза рукой, а другой покачал головой и отвел взгляд.
Кан знал, что его догоняет вертолет: он уже дважды уловил шум мотора. Это был «Апачи», и летел он сегодня низко. Если приказ поразить его автомобиль ракетой «Хеллфайр» отдан, то пилот уж постарается не промазать. Рация, настроенная на частоту военных, была засунута в бардачок. Кан считал, что осторожность всегда не помешает.
Рация громко заверещала: командование передавало свои бесполезные приказы.
— Выполняйте! — прокаркал голос, прорываясь через помехи.
Кан выпрямился на сиденье, охваченный сомнением. Годы прошли с тех пор, как он в последний раз надевал солдатскую форму. И уж конечно, ни к чему подобному его не готовили. И определенно, он никогда не брался за такие опасные и сомнительные предприятия.
Но ты же человек, вразумлял его внутренний голос. И ты еврей. У кого есть право, как не у тебя!
22 
