Однако никогда еще ему не давали задание такое значительное. Причем проходящее под грифом «совершенно секретно» — с пометками «не копировать» и «государственной важности». О том, какое это безотлагательное и срочное поручение, ему твердили без конца. Да еще эти бесконечные звонки. Каждые четыре часа ему названивал из ЦРУ заместитель директора по оперативной работе, чтобы узнать новости о том, как продвигается работа, и разговор их всегда заканчивался строгим предупреждением, что Сэм ни с кем не должен делиться этой информацией.
Под рукой у Сэма постоянно находилась коробка шоколадных конфет фирмы «Сиз». Больше всего ему нравились ромбики темного шоколада с начинкой из ганаша — густого ароматного шоколадного крема. На них Спенсер теперь и устроил настоящую охоту. Вообще-то, ему, похоже, удалось выловить и съесть их все, но дело стоило того, чтобы проверить еще раз. Он шарил пальцами под золотой пупырчатой фольгой, отделявшей верхний слой конфет от нижнего, и пытался нащупать, что там под ней. Но совесть заставила его остановиться. В конце концов, начинать есть нижние, не покончив с верхними, — это настоящее жульничество. Найдя конфетку с ореховой карамелью, он сунул ее в рот. Вообще-то, шоколадные конфеты для него не роскошь, а необходимость. Шикарная подкормка для мозга.
Разжевывая этот кондитерский шедевр, Спенсер пересек комнату и подошел к жужжащему белому агрегату размером с холодильник. Натянув пару хирургических перчаток, он еще раз прогнал исходное изображение через аппарат цифровой фотокоррекции «Кэнон-ХЗ». В ходе выполняемых на нем операций картинка разбивалась на отдельные пиксели, а затем с помощью программы искусственного интеллекта каждый из них сравнивался с пикселями, окружающими его, и либо акцентировался, либо сглаживался, что заметно усиливало детализацию изображения. Примерно то же самое происходит при участии мозга и в человеческом глазу, когда кто-то смотрит на соборы, вышедшие из-под кисти Моне. Чем дальше отходишь от картины, тем больше собор оказывается «в фокусе».
Сейчас Спенсер прогонял изображение через аппарат фотокоррекции уже в пятый раз. То, что на входе казалось пятнышком на зеркальных очках, превратилось в худощавую брюнетку в брюках цвета слоновой кости и подходящей к ним по тону футболке без рукавов. Образцовая работа, что ни говори. Но, как говорится, на это чашки кофе не купишь. Ему требовалось лицо. Проблема заключалась в том, что оборудование и так работало почти на пределе своих возможностей. Больше ничего из него не выжмешь. Этот заход мог считаться последним.
Откинув со лба прядь волос, Спенсер вернулся на прежнее место и, оседлав красное вращающееся кресло на колесиках, подъехал на нем к фотокорректору.
— Ну-ка, почетче, детка. Еще капельку почетче.
51
Его, скорее всего, станут ждать на границе — так думал Марк Габриэль, ведя по извилистым сельским дорогам свой «мерседес» представительского «особого класса», с бернскими номерами, которому исполнился всего один год. До рассвета оставался час. Мимо проносились холмы, густо поросшие вереском, пшеничные поля, на которых уже пора было собирать урожай, и совсем по-летнему дремотные поляны посреди сонных сосновых лесов, но мысленно он пребывал не здесь, а под синим небом среди желтых песков. Он мечтал об изящных изгибах песчаных барханов, движимых ветром, и о звенящей тишине, возвещающей о приближении бури.
У него не оставалось никаких сомнений, что Жорж уже заговорил. Увещевания к этому времени явно уступили место старым, проверенным методам. Так что теперь у них имеется по крайней мере словесное описание его внешности. А возможно, даже и фотография, если Жорж оказался настолько глуп, что носил фотокарточку в бумажнике. Но что еще могло попасть им в руки? Габриэль чрезвычайно педантично относился к дроблению и сегментированию всей связанной с ним информации. Каждый, с кем он контактировал, получал только те сведения, которые были совершенно необходимыми для успешного выполнения данного ему задания. Жорж, как и другие, знал только то, что ему надлежало знать, то есть, в данном случае, какие-то лишь самые общие вещи. Но ничего конкретного.
Он не рассказывал ему ни о Кане, ни о предстоявшей встрече в «Клеопатре». Оставалось предположить, что Кан сам где-то в чем-то допустил промашку и тогда американцы выудили соответствующую информацию у израильтян.