103 
— В жизни не слышала про Острова Блаженных.
— Они на Заокраинном Западе, там, где солнце садится. Море вокруг них прозрачное, точно небо, а зимы там вообще не бывает.
— А собак на острова пускают? — вполголоса спросила Торгиль.
— Наверное, да…
Джек живо представил себе Барда, сидящего под яблоней, а рядом с ним — гигантского волкодава Медб.
Дети побрели дальше. Казалось, что ледяная гора ничуть не приблизилась со времени начала их путешествия.
Поутру Торгиль отказалась вставать. Лодыжка у нее распухла, под глазами залегли глубокие тени. Вот уже несколько дней она ничего не ела.
— Я умру здесь, — заявила она.
— Ты просто измучена болью, — возразил Джек. — Олаф велел сберечь для тебя маковый сок. Он сказал, тебе снадобье понадобится еще до того, как мы доберемся до конца пути.
— Я хочу страдать. Одину милы воины, умеющие терпеть боль.
— Вы, скандинавы, просто ненормальные, — фыркнул Джек.
— Мы доблестные, — поправила его Торгиль. — Мой дядя, будучи смертельно ранен стрелой, вырвал ее из груди щипцами, рассмеялся, глядя, как хлещет кровь, молвил. «Ишь, сердце-то какое упитанное!» — и умер стоя, как и подобает истинному воину.
— А разумный человек позвал бы знахарку. — Джек пожал плечами.
— Саксонский раб истинного героизма никогда не поймет.
— Ты сама наполовину саксонка. Что, забыла?
— Моя мать не считается. Я — берсерк до мозга костей, — отрезала Торгиль.
Джек уже собирался напомнить девчонке, что родилась она рабыней, но вовремя вспомнил данное Олафу обещание.
— А знаешь — буду я, пожалуй, звать тебя Джилл.
— Что?!
— Тебя ведь так мать назвала, верно? Торгиль — это мальчишеское имя, тебе оно не подходит, — размышлял Джек вслух.
Торгиль резко села. Апатию ее как рукой сняло; именно этого Джек и добивался. Урезонивать упрямицу было бесполезно, зато если разозлить — вскочит как миленькая.
— Джилл — замечательное саксонское имя, — гнул свое Джек.
— Ненавижу его!
— Да, но оно тебе так подходит! Прелестное имя для прелестной девицы. Джилл! Джилл! Джилл! — Джек пустился в пляс. Торгиль, вне себя от бешенства, с трудом оторвалась от земли. Она тяжело дышала, но не сдавалась. Вот она захромала вдогонку за Джеком: глаза ее горели смертоубийственным пламенем. Отважное Сердце каркнул — и убрался с ее пути подобру-поздорову.
— Ах, Джилл! Красотка Джилл! С тебя поцелуй, Джилл! До чего ж ты миленькая — с ленточками да цветочками в волосах!
— Меня зовут не Джилл! — Торгиль замахнулась на мальчика костылем, оступилась и с глухим стуком рухнула наземь. И закатила глаза. Видимо, об обледеневший камень ударилась и сознание потеряла.
«Боже, что же я наделал!» — ужаснулся Джек. Он бросился на колени перед поверженной воительницей и прислушался, пытаясь разобрать, дышит ли та.
— Торгиль, я не хотел тебя обидеть, — закричал он. — Пожалуйста, пожалуйста, ну, пожалуйста, очнись! Я больше не буду!
Торгиль извернулась и укусила его за руку. Джек взвыл и отпрянул назад. Надо же, даже кровь пошла!
— Ах ты, дерьмо овечье! Ты, kindaskituк! — заорал.
— Что, больно? — Девочка усмехнулась.
Джек затрясся от ярости — ему ужасно хотелось стукнуть негодницу, но в то же время что-то удерживало его руку.
— Да, больно, — признался он.
— Значит, мы в расчете.
— В расчете мы никогда не будем, — возразил Джек, — но мы можем заключить перемирие. Я знаю… мальчик поднял руку, предупреждая протест Торгиль, — берсерки перемирий не заключают. Но мы — в походе, и Олаф сказал, что мы должны быть заодно.
При упоминании об Олафе лицо Торгиль разом посерьезнело. Долгое, бесконечно долгое мгновение она молча глядела на собеседника. Глаза ее подозрительно затуманились.
— Ты прав, — сказала она наконец — Я вела себя недостойно. Даю клятву, что не стану пытаться обидеть тебя снова.
Джек недоуменно вытаращился на девочку: вот уж чего не ждал он от Торгиль, так это извинений. Она что, шутит? Или это очередная хитрость?
— От души надеюсь, что ты не клятвопреступница, — пробормотал он, ожидая, что Торгиль вновь набросится на него с кулаками.
— Торгиль дочь Олафа не клятвопреступница, — очень серьезно ответила девочка, даже не попытавшись съездить ему по уху.
Джек помассировал укушенную руку, чтобы из ранки вновь потекла кровь, и вымыл ее в ледяной речной воде. Он не спускал глаз с Торгиль — и не мог надивиться произошедшей с нею перемене.
103 
