5 
– Я хотела… Я до сих пор не знаю, как вы ко мне относитесь…
Он вздрогнул, и Элиана почувствовала: хотя он и старался выглядеть веселым и спокойным, в его душе шевельнулось что-то, причиняющее страдания.
– Прекрасно отношусь. Вы лишены наигранной жеманности, притворства, свойственного многим девушкам, вы искренняя, непосредственная, своенравная и, конечно, очень красивая. Знаете, Элиана, мне кажется, вы наделены врожденной способностью к самосовершенствованию и с каждым годом будете становиться все более обворожительной. А я… я останусь вашим другом на все времена.
Он произнес эти слова так легко, что Элиане почудилось, будто они ничего для него не значат. Она не сумела скрыть разочарования, и тогда Максимилиан негромко добавил:
– Пока я не смею претендовать на большее.
– Почему? – прошептала девушка и встретила его взгляд, неподвижный, словно свет далекой звезды.
Элиане почудилось, что сейчас в глубине глаз Максимилиана отражается его внутренний мир, немного пугающий, незнакомый…
– К сожалению, в жизни мужчины случаются моменты, когда он не может принадлежать даже себе, не только другому человеку, тем более, если этот человек – женщина.
Губы Элианы дрогнули от обиды, но в следующую секунду она улыбнулась как-то странно и легко – он не понял этой улыбки – и спросила тоном взрослой женщины, которая таинственным, данным свыше чутьем угадала, что следует делать, и в пламенном желании добиться своего была готова пойти на любой, самый немыслимый шаг:
– А вы не боитесь опоздать?
– Что вы имеете в виду?
Она слегка тряхнула волосами.
– Моей руки просит Этьен де Талуэ.
Максимилиан молчал, и Элиана произнесла со скрытым вызовом:
– Что вы мне посоветуете? Соглашаться?
Он поймал ее руку и сжал в своей. В его голосе явственно звучала тревога:
– Сейчас можно делать все что угодно, Элиана, и в то же время должен признать: все, что бы вы ни делали, не имеет смысла. Наш мир – театр теней, по инерции мы еще движемся вперед, поступаем так, как поступали всегда, но… Наша судьба предрешена, и каждая секунда несет в себе ощущение пустоты. Боюсь, скоро все, к чему мы привыкли, рухнет, разлетится на куски, все, чем мы жили, на что надеялись, во что верили, исчезнет. В часы великих исторических свершений мало кто помнит о том, что у каждого человека есть свой маленький мир, свои чувства и…
Ее слегка раскосые глаза светились наивным удивлением, и Максимилиан, оборвав фразу, коснулся цветов, приколотых к поясу девушки.
– Пока вам трудно что-либо понять, потому что в вашей жизни еще ничего не изменилось. Букетик фиалок зимой стоит два луидора, и вряд ли вы можете представить себе, сколько в Париже людей, у которых не найдется даже двух су для того, чтобы купить хотя бы кусок хлеба, и до какой степени отчаяния они доведены.
– Вы упрекаете меня в том, что я богата? – с обидой произнесла Элиана – Зачем? Я прекрасно понимаю: деньги не помогут мне обрести то счастье, о котором я мечтаю!
– Да, как сказал Монтескье: «Все идет хорошо, когда деньги и вещи настолько соответствуют друг другу, что, имея первое, можно тотчас получить второе, и наоборот».
– Прошу, перестаньте разговаривать со мною как с ребенком! – умоляюще и в то же время с негодованием сказала она.
В ответ Максимилиан осторожно поднес ее пальцы к губам и поцеловал. У Элианы были удивительные руки, без единого пятнышка или морщинки; они казались очень тонкими, и в то же время на них не проступала ни одна жилка.
А острые, тщательно отполированные ногти, когда она поправляла непокорный локон у виска, сверкали как маленькие зеркальца.
А она, в свою очередь, всегда любовалась руками Максимилиана, напоминающими руки скульптора или художника, руки творца, чуткие и изящные, словно выточенные из золотистой слоновой кости…
– О нет, вы для меня не ребенок, Элиана, хотя я и старше вас на десять лет! Поверьте, я разговариваю с вами совершенно серьезно. Дело в том, что я покидаю Париж, возможно, надолго, и не имею права связывать себя и вас какими-либо обещаниями.
По груди Элианы пробежал холодок – словно за корсаж просочилась струйка ледяной воды.
– Вы уезжаете?
– Да.
– Но почему? Чего вы боитесь? Стремитесь спасти себя? Бежите? Но ведь вы дворянин и француз!
На лицо Максимилиана набежала тень, и он покачал головой.
– Я уезжаю именно потому, что я дворянин и француз и мне небезразлична судьба Франции. Народ бунтует, положение в области финансов критическое. Необходимы реформы, многие это знают, многие, но не все. Правительство медлит, не понимая, что сейчас народу можно внушить любые, самые гибельные идеи, кто угодно способен увлечь его за собой, соблазнив пустыми обещаниями. Может грянуть революция, а революция – это почти всегда разрушения, хаос и кровь. Такого нельзя допустить. Позвольте, я не буду посвящать вас в свои планы и вообще больше не стану говорить о политике, вижу, вы и без того сильно расстроены…
5 
