Особенно,... 
4 
Во имя прогресса все, что отличало этот уголок страны, было уничтожено или замаскировано. Очарование сельских районов Луизианы принесли в жертву безвкусной рекламе. Под напором коммерции не выжило почти ничего живописного или оригинального. Сэйри увидела бы то же самое в любом уголке США.
Фаст-фуд вытеснил уютные кафе. Хлебные палочки и крекеры заменили домашние пироги с мясом и сдобные булочки. Написанные от руки вывески исчезли под напором неона. Вместо черных досок с написанным мелом меню о блюдах сообщал механический голос возле окошка заказа.
За те десять лет, что Сэйри не была в этих местах, величественные дубы с повисшим на ветвях испанским мхом были выкорчеваны бульдозером, уступив место новым конструкциям автострады. Из-за этого просторы таинственных болот, подступавших вплотную к дорожному полотну, стали казаться меньше. Густые заросли были смяты под натиском съездов и выездов, заполненных машинами.
До этой минуты Сэйри не осознавала, насколько скучает по дому. Именно все эти перемены заставили ее затосковать по тому, как все было раньше. Ей не хватало острого запаха кайенского перца и опилок, и снова захотелось услышать неповторимый диалект людей, которые когда-то подавали кейджунские блюда, на приготовление которых уходило намного больше времени, чем три минуты.
Современные супертрассы позволяли путешествовать быстрее, но Сэйри вспоминались узкие дороги, к которым так близко подкрадывались деревья, что их ветви сплетались, образуя туннель, а сквозь листву пробивалось солнце, рисуя причудливые узоры на асфальте.
Ей снова хотелось ехать с открытыми окнами, вдыхая не автомобильные выхлопы, а мягкий воздух, пропитанный ароматами жимолости и магнолии с легкой примесью мускусного запаха болот.
Перемены, произошедшие за последние десять лет, были оскорблением для ее чувств и ударом по воспоминаниям о тех местах, где она выросла. Но Сэйри понимала, что перемены, произошедшие в ней самой, были не менее значительны, пусть они и меньше бросались в глаза.
В последний раз она ехала по этой дороге в обратном направлении, когда уезжала из Дестини. В тот день, чем больше миль оставалось между ней и домом, тем легче становилось у нее на душе, словно она сбрасывала слой за слоем накопившуюся в душе боль. И вот теперь она возвращалась, и страх, обуревавший ее, казался тяжелее цепей каторжника.
Тоска по родным местам никогда не заставила бы Сэйри вернуться. Только смерть ее брата Дэнни вынудила ее приехать. Судя по всему, он достаточно долго противостоял Хаффу и Крису, а потом вырвался из-под их власти единственным способом, который оставался в его распоряжении.
Первое, что увидела Сэйри, подъезжая к Дестини, были трубы. Они воинственно устремлялись в небо над городом, огромные, черные, уродливые. Они, как в любой день в году, выплевывали дым. Слишком неэффективно и накладно было бы загасить печи даже из-за траура по Дэнни. Хорошо зная отца, Сэйри догадывалась, что тому даже в голову не пришло почтить подобным образом память самого младшего ребенка.
На щите у въезда в город красовалась надпись: «Добро пожаловать в Дестини, вотчину „Хойл Энтерпрайсиз“. Нашли, чем хвастаться, с тоской подумала Сэйри. Доменные печи сделали Хаффа богатым, но это благополучие было построено на крови.
Молодая женщина вела машину по знакомым улицам, по которым впервые проехала на велосипеде и где позже училась водить машину. Подростком она разъезжала по ним с подружками в поисках развлечений.
В квартале от первой объединенной методистской церкви она услышала звуки органа, подаренного ее матерью, Лорел Линч Хойл. На нем была медная табличка, извещающая об этом. Прихожане гордились инструментом, потому что это был единственный орган в городе. Ни в одном из католических храмов органа не было, хотя в Дестини жили в основном католики. Ее мать сделала щедрый дар от всего сердца, но орган все равно стал символом того, как Хойлы правят в своем городе и управляют его жителями, не позволяя никому переплюнуть их.
У Сэйри разрывалось сердце при мысли о том, что орган Лорел играл погребальную песнь для одного из ее детей, ушедшего из жизни на пятьдесят лет раньше, чем следовало бы, и по своей собственной воле.
Сэйри узнала обо всем в воскресенье вечером, когда вернулась в свой офис после встречи с клиентом. Обычно она по выходным не работала, но Джек Мастере не мог встретиться с ней в другое время. Помощница Сэйри, Джулия Миллер, проработавшая с ней уже пять лет, никогда бы не позволила своему шефу работать, если бы не работала сама. Пока Сэйри вела переговоры с Мастерсом, Джулия занималась документами.
4 
