Она услышала легкий щелчок и обернулась от шкафа. Харрисон запирал дверь спальни.
— Что это вы делаете? — требовательно спросила Марси.
Он повернулся к ней лицом, странно улыбаясь. Новым, но ужасающе знакомым голосом он ответил:
— Запираю дверь. Чтобы мы с тобой наконец остались одни.
Она отступила на шаг и стукнулась спиной об ручку шкафа, но боли не заметила. Ее мозг не воспринимал ничего, кроме его угрожающей улыбки и скрипучего голоса. Марси даже не столько испугалась, сколько удивилась.
Гадости по телефону говорил ей Ральф Харрисон!
— В чем, собственно, дело? — спросила Лори у Пэта, хмуро глядевшего на выход, через который выскочил Чейз.
— Понятия не имею.
Он подошел к месту, где стоял — перед тем как сорваться с места — Чейз, нагнувшись, поднял компьютерную распечатку, которую тот смял в комок и бросил.
— Может быть, что-то связанное с этим…
Шериф расправил листок бумаги и стал его изучать.
— Он, должно быть, сам узнал какое-то имя. Кто-то, кого Марси знает.
— Пэт, поезжай за ним, — стала толкать его в плечо Лори. — Поймай его, пока он не натворил чего-нибудь, сумасшедший.
— Я думаю точно так же. С тобой все будет в порядке?
— Конечно. Поезжай скорее!
Пэт побежал трусцой по коридору к лестнице. Так быстро, как Чейз, он бегать уже не мог.
— Будь осторожен! — с беспокойством крикнула вслед ему Лори.
— Будь уверена.
К тому времени, как он добрался до своей машины, стоявшей около входа в приемный покой, Чейза уже не было видно. Машины Девон, на которую Пэт обратил внимание, когда они с Лори приехали сюда, тоже нигде не было. Понятно, что раз Чейз привез Девон и Лаки из дома Тайлеров в больницу, ключи должны были остаться у него.
Выезжая с больничной стоянки, Пэт в переговорное устройство сообщил приметы автомобиля Девон, описывая его по памяти.
— Номер машины? — спросил один из дежурных офицеров.
— Будь я проклят! Не знаю, — рявкнул Пэт. — Просто установите, где машина. Остановите ее. Задержите водителя. Мужчина, белый, темные волосы, шесть и четыре фута…
— Он вооружен и опасен? — донесся из потрескивающего от радиоволн телефона другой голос.
— Нет. Что за черт! — Но, вспомнив о «магнуме-357», который вернул Чейзу примерно неделю назад, добавил: — Возможно, вооружен.
Он вспомнил тайлеровский темперамент. Особенно когда рассердят, когда дело касается их женщин… Это было пострашнее огнестрельного оружия.
— Считайте его опасным. Он, вероятно, окажет сопротивление при аресте. Постарайтесь не использовать физическую силу: у него сломаны два ребра.
— Похоже на Чейза Тайлера.
— Это Чейз Тайлер, — ответил Пэт, услышав, как переговариваются полицейские.
— Я не понимаю, шериф Буш. За что нам следует арестовывать Чейза?
— За горячую голову.
— Сэр, я не могу это написать.
— Просто установите, где машина, и остановите ее.
«Сассафрас-стрит… Сассафрас-стрит… — повторял Чейз себе под нос, направляясь к району, в котором, он знал, находится эта улица. — Сассафрас-стрит… Вроде она между Бигнат и Магнолией. Или там Свитгам-стрит? Где, черт бы ее побрал, расположена эта Сассафрас-стрит?»
Город, в котором он вырос, показался ему чужой территорией. Он не мог вспомнить, какие улицы шли параллельно друг другу, а какие пересекались. Эта Сассафрас-стрит шла с севера на юг или с востока на запад?
Он пытался представить в уме карту Милтон-Пойнта, но она все время искажалась и превратилась в конце концов в какой-то клубок изменяющихся улиц, которые он не мог вспомнить. Как лабиринт в кошмаре, из которого он никак не мог выбраться.
Он чертыхнулся, стукнул кулаком по рулю красного компактного автомобиля Девон. Кто мог подумать, что этот маленький хорек Харрисон осмелится терроризировать женщину по телефону? Чейз видел его только однажды, в тот день у Марси в конторе. Харрисон ему и не запомнился толком. Он не смог бы сегодня описать его даже под дулом ружья. Легко забывающийся тип. Наверное, поэтому он и звонит по телефону и говорит непристойности, рассуждал Чейз. Эти звонки давали ему почувствовать силу, этакий экскурс во власть, являлись последней попыткой проявить мужскую силу. По телефону он чувствовал себя командиром шести футов роста. От его шипящих ругательств у жертв перехватывало дыхание, и, конечно, они производили сильное впечатление. Для такого, как Харрисон, вызывать отвращение было лучше, чем если его не замечали вовсе.