170 
– Благодарю. Вы искренни. Можете ехать обратно… Что вы, Циммерман, собрались лечить? Старость? Но старость – неизлечима. Смерть естественна, как и рождение человека.
В своем духовном завещании Фридрих написал:
«Жизнь наша – мгновенный переход от минуты рождения к минуте смерти. Назначение человека в этот краткий период – трудиться для блага общества».
В два часа ночи 16 августа 1786 года остановились старые часы. Эти часы впоследствии увез из Потсдама император Наполеон, и они, видевшие агонию Фридриха Великого, видели и смерть Наполеона на острове Святой Елены. Прусского короля не стало, но осталась его Пруссия – не страна, а призрак страны…
Железная по былой славе Пруссия была на самом деле трухой еще при Фридрихе (хотя мало кто в Европе догадывался об этом). Внешне все было благополучно. Пруссию оберегал от врагов незримый бастион обаяния прусской несокрушимости и слава громких стремительных «блицкригов» короля Фридриха.
Наполеон рискнул тронуть этого зверя.
И случилось чудо: «…города падали градом, как спелые плоды; это было похоже на сон – словно сам бог бросал города и крепости Пруссии в лоно победителя». Что же случилось с Пруссией? Где ее Циттены и Зейдлицы? Где ее храбрые солдаты?.. Даже духу не осталось от прежней мощи. Пух и прах, прах и пепел… А кто виноват? Виноват, читатель, сам король Фридрих Великий!
Как деятель государственный король был реакционен до мозга костей, ярый враг всего передового, – вот это и превратило Пруссию в труху. Она развалилась на глазах пораженной Европы в тот же миг, как только столкнулась с армией нового типа – с революционной армией.
Фридрих же такой армии не знал. Муштра и педантизм, доведенный до совершенства, – привели его армию к разложению. Наполеон взял с Пруссии миллиард во франках, сделал так, что в Пруссии никто ничего не мог купить; берлинцев шатало от голода, от государства же остался жалкий клочок земли. Несокрушимость Пруссии обернулась мифом, легендой. Фридрих отучил немцев думать («король думает за вас!»). Патриотизм же своего народа Фридрих развивал «китайским» способом: через полную изоляцию Пруссии от всего мира. За границу своих пруссаков король не пускал, чтобы не насмотрелись лишнего, книги иностранные сам читал, но подданным читать не позволял. И так – во всем, чего ни коснись. Прогресс был Фридриху всегда чужд. Машин в Пруссии он не терпел, ибо машина – по его мнению – друг лентяя; пруссак же пусть работает и за себя и за машину. Король воспитывал активных рабов, совершенно забывая о том, что раб, внешне даже активный, в душе остается всегда пассивным. Это его естественное состояние – палки тут не помогают!
Пруссия настолько была истощена духовно при Фридрихе Великом, что не смогла даже спасти свою честь. Спасать Пруссию взялась армия России. А реформаторов она набрала из саксонцев, ганноверцев, нассаусцев и голштинцев. Сама же Пруссия была неспособна поставить даже одного политического деятеля!
Таковы были жесткие и кислые плоды долгого царствования «старого Фрица». Россия взяла Пруссию под свою опеку – в политике, в экономике, в финансах. Закостеневшую в убогих формах правления, ее стали будить реформами. Затем династия Гогенцоллернов породнилась с династией Романовых-Голштейн-Готторпских (внучка Фридриха II стала женою русского императора Николая I), и многое из того дурного, что воспитал и взлелеял Фридрих, при Николае I было пересажено на русскую почву. И вырвать эту заразу с корнем уже можно было только путем революционным.
* * *
В следующем 1787 году Лондон был взволнован появлением в своих клубах мулата Сен-Жоржа. Это был здоровенный красавец, ростом под потолок, любимец женщин и веселых мужских компаний. Сен-Жорж считался первым в мире бойцом на рапирах: рука мулата, сплошь из мускулов и нервов, не знала поражений.
Принятый в высшем свете, Сен-Жорж заранее застыл в позе победителя. Принц Уэльский уговорил его показать свое искусство публике, и в Карльтонгаузе состоялся сеанс фехтования. Ловко и быстро разил мулат соперников. Рапира его металась как молния, разбрызгивая яркие отблески света. Гордым счастливцем шествовал Сен-Жорж – под крики восторга – мимо трибун, и дождем сыпались к ногам красавца цветы и любовные записки от женщин.
– Кто еще? – спросил он, возвысив голос. – Кто еще рискнет на поединок со мною?
Лучшие бойцы Англии уже были побеждены, и теперь англичанам оставалось одно – аплодировать победителю… Придерживая шуршащие юбки, де Еон спустился с трибун для зрителей на арену.
170 
