– А какой приятный вид из окна: крыши, крыши… – начал де Вержи, озираясь. – Знаете, сударь, ведь я большой поклонник вашего таланта. Ваше имя будет бессмертно!
– В приложении к моему ваше – тоже, – отвечал де Еон. – Вы прославили себя тем, что осмелились соперничать со мною.
– Что делать! – огорчился де Вержи и, кажется, искренне. – Нужда заставила продать свое перо. Меня подбил Гудар, эта отъявленная бездарность, и… наконец, мне заплатили!
– За деньги можно сделать все, – сказал де Еон, – но никогда не пишите за деньги. Это заставляет торопиться, чтобы золото скорей забренчало в кармане, и писатель уже не заботится о стиле. А стиль – это главное, ради чего стоит потрудиться!
– Пожалуй, вы правы, – согласился де Вержи, поразмыслив.
Де Еон посмотрел ему прямо в глаза:
– Есть веская причина, по которой вы пришли ко мне. Честно признаюсь, что я об этой причине не могу догадаться.
– У вас в Тоннере, шевалье, живет старая мать, – неожиданно произнес Трейссак де Вержи. – Случайно я узнал, что Версаль начал ее преследовать за ваши деяния… В моей чересчур сложной биографии, – поморщился он, – тоже было однажды нечто подобное, и потому-то я решил стать честнее самого себя.
– Благодарю, – ответил де Еон. – В самом деле, я сейчас говорю уже без иронии, не останетесь ли вы со мной пообедать?..
За обедом де Вержи исповедался перед де Еоном. Манэн тогда подсыпал в вино усыпляющий яд по указке графа Герши; посол пытался подкупить и его, бедного литератора, на убийство кавалера.
– Запечатлейте на бумаге, – попросил его де Еон, – свой рассказ о кознях посольства против меня…
Добровольные показания литератора были размножены в копиях, и де Еон не замедлил разослать их по министрам Франции.
Отравление и подкуп наемных убийц – обвинения куда как хлесткие! Но первым пострадал писатель Трейссак де Вержи: агенты Людовика схватили его (как самого опасного свидетеля) и бросили через Ла-Манш – в «Башню молчания». Утром накануне процесса газетчики Лондона выкрикивали:
– Новое свидетельство версальского деспотизма! Арестован еще один свидетель… на этот раз буфетчик посольства Франции, который подсыпал яд в бокал де Еона! Вчера ночью буфетчик тоже отправлен за Ла-Манш!
Герши потускнел, часы его тикали вразнобой. Графиня Герши перестала пользоваться успехом среди мужественных британцев. Дело передали в высокий суд «королевской скамьи». Правительство Англии было согласно погасить этот крупный скандал, но…
– Вы слышите? – сказал в парламенте генерал-атторней Флетчер Нортон. – Вы слышите, что кричат на улицах? Мы не можем не учитывать эти голоса. Откройте окна – пусть услышат глухие…
– Герши – на виселицу! – раздавалось с улицы.
В один из дней процесса, когда Герши вылезал из кареты, толпа англичан набросилась на него. Лошади, испуганные, дернули. Посла поволокло по земле. Окровавленный граф Герши закричал:
– Вы не того бьете, кого надо бить… Я совсем не граф Герши, я только секретарь графа Герши!
Толпою были сорваны с посла Франции все его ордена и разбросаны по земле. Бежав от суда и покинув посольство на произвол судьбы, граф Герши на первом же корабле убрался за Ла-Манш.
– Я изнурен, – заявил Герши министру Пралену. – На этом посту нужен человек, умеющий прыгать в игольное ушко, стрелять из пушек, плавать рыбою под водою, мыться огнем… И еще надо очень многое уметь, чтобы соперничать с хитрецом де Еоном!
Прален даже не удивился:
– Такой человек в министерстве есть! Вот идет к нам граф Дюран, как всегда веселый и милый… Граф Дюран, – поднялся Прален из кресла, – мы как раз говорим о вашей карьере!
* * *
Незадолго до этого Брольи беседовал с Людовиком:
– Ваше величество, как это ни странно, но пора начать мирные переговоры с государством, которое выросло незаметно у нас под боком, грозит нам оружием, и этот гневный прыщ называется государством де Еона!
Король был уже сыт по горло – с него хватит.
– Да, хватит, – сказал он. – Если вы настаиваете на мирных переговорах, то послом в эту удивительную страну я назначаю вас… Вот вы, Брольи, сами и выкручивайтесь!
Теперь все надежды Брольи были на Дюрана.
И вот два веселых чудака встретились на чужбине:
– Это ты, бродяга Дюран?
– А это ты, моя красавица де Бомон?
– Все толстеешь, Дюран?
– А ты хорошеешь? Про тебя много говорят…
– Что на родине, Дюран? – печально вздохнул де Еон.