— Почему его? — расстроился Дэвид — Вот женщины!
— Ничего, — сказал Джек, — как только она узнает, что у меня нет золота, так сразу выберет тебя.
К стойке подлетел Фрэнк
— Зачем переманиваете, парни? — закричал он. — Нечестно!
— Да ничего мы не переманиваем, — отозвался Дэвид. — Хоть сейчас забирай…
Веселье продолжалось. Народу собралось предостаточно. Жестикулировали, кричали одни, тихо перешептывались другие, третьи входили внутрь, выходили обратно, снаружи слышалась людская перебранка, ржание привязанных к ограде лошадей.
Звон бутылок и стаканов (хозяин едва успевал разливать напитки), шелест карт за столами, ленивая ругань, взрывы хохота — сейчас это не казалось Джеку родным и привычным. Фрэнк, Руди, Линн были пьяны. Кинрой куда-то исчез. Генри тоже не было видно. При входе в салун завязалась драка, девицы визжали, кто-то беспорядочно стрелял в воздух.
Керби терпеливо лежал под столом, то и дело фыркая от табачного дыма, насквозь пропитавшего помещение.
Дэвид вел себя спокойно, может быть, потому, что уже не был способен совершать резкие движения. Найдя в Джеке благодарного слушателя, он болтал без умолку. Джек для вида изредка натянуто улыбался, но мысли его были далеко. Дэвид, наливая себе виски, не забывал и товарища, но Джек незаметно отодвигал рюмку к веселящемуся рядом Фрэнку, ибо знал: если сделает хотя бы один глоток сейчас, во время своей вынужденной голодовки, то тут же и свалится замертво.
— Настоящий друг — это тот, кто может все! — изрек Дэвид очередную пьяную истину и угрожающе двинулся на Джека: — Я тебе друг?!
— Друг. Одолжи мне немного золота.
— Сколько хочешь! — Дэвид развел руками. — Хоть все отдам!
— Все не нужно.
— Ладно, — согласился Джек, встряхивая головой, — возьми сколько надо, а на остальное выпьем. Эй, Джим, ну-ка еще по стаканчику!
— Выпить успеем. Давай золото.
— Бери! — широким жестом кинул на стол небольшой мешочек. — Возвращать не надо!.. Джим, да где ты, черт?!
Джек взял золото. В мешочке заключалось спасение, спасение дорогой ему жизни. Теперь нужно было спешить.
— Ты куда? — удивился Дэвид.
— Посмотрю, привязана ли лошадь
— Фрэнк! — из последних сил Дэвид. — Иди-ка, привяжи наших лошадей… Куда ты? Куда?! — Он возмущенно хлопнул ладонью по столу, заметив, что Джек все-таки собирается ускользнуть.
— Меня ждут.
— Кто? — деловито осведомился Дэвид, невероятным усилием удерживая клонившуюся вниз голову,
— Один человек. И это очень важно.
Джек позвал Керби и быстро прошел между пьяными.
— Эй, подожди! — окликнул кто-то у входа.
Джек обернулся: на него смотрели темные глаза Кинроя.
— Завтра приходи. Может, понадобишься.
— Хорошо, приду, — ответил Джек.
Больше они ничего не сказали друг другу, но как порой между людьми в один миг протягивается соединяющая души ниточка симпатии или любви, так они оба почувствовали раз и навсегда разделившее их чувство глубокой неприязни, происхождение которой вряд ли смогли бы объяснить.
Кинрой вздрогнул: ненависть скользнула в него ядовитой змеей и до поры затаилась в сердце.
Наскоро привязав белого коня во дворике, Джек помчался в дом. В комнате было тихо; он распахнул дверь — сердце билось намного сильнее обычного…
Элси исправно сидела у постели Агнессы. Агнесса спала, отвернувшись к стене. Джек, облегченно вздохнув, подошел ближе.
— Как дела? — обратился он к Элси, и та отвечала тонким тусклым голоском:
— Мисс Агнесса уснула недавно. Ей было очень плохо. Мисс Маккензи приходила сюда.
— И что бы ты без меня делала? — раздался насмешливый голос.
Гейл вошла незаметно и теперь стояла за их спинами. Увидев ее, Элси вскочила со стула, попятилась к дверям и выскользнула из комнаты.
Гейл усмехнулась.
— Зачем ты ее позвал? Какой от нее толк? Попросил бы уж меня.. Твоя Агнесса бредила, металась, я еле удержала ее. Она все время звала тебя.
Спутанные волосы девушки неровно стлались по подушке, бледные губы были страдальчески сомкнуты, а во всем лице не было ни кровинки; туманность печальных снов витала надо лбом. Одеяло сползло на сторону и, поправляя его, Джек коснулся плеча Агнессы, еще хранящего следы южного загара, который некогда так поразил Гейл и который сейчас напомнил Джеку удивительное время их с Агнессой путешествия.
Он вспомнил мир синего неба и желтой земли, где на десятки миль кругом и днем, и ночью — никого, лишь ущелья, каньоны, высота и простор… Казалось, в этом мире, кроме двух влюбленных, никого не существовало. Это был тяжелый переход, но Джек забыл о зное, жажде, пыли и ветрах, он помнил только улыбку Агнессы, ее зеленые глаза, с изумлением и восторгом глядящие на диковинную природу из-под запыленной шляпы, помнил смуглые руки, державшие повод коня, и все-все минуты, часы, дни их счастья вдвоем, только с нею и с нею.