Особенно,... 
78 
Виски ударило ему в голову. Джек силился сообразить, зачем же он пришел сюда, но тщетно; тогда взгляд его обратился к Гейл.
Та молчала. Как всегда, комната освещалась лишь пламенем камина. Свет падал на Гейл, а лицо Джека находилось в тени — золотой ореол окружал его темные линии. Гейл вдруг подумала о том, как странно, что такая на удивление обычная девочка Агнесса может сколько угодно глядеть в эти глаза, гладить эти чудесные волосы, прикасаться к этим губам, может ощущать силу и страсть этих объятий… И Гейл овладело вдруг звериное желание исцарапать в кровь острыми ногтями это красивое лицо, разорвать в клочки это тело, принадлежавшее другой. И она видела свое отражение в голубых глазах, светлых глазах, черные зрачки которых, казалось, пронзали ее и жгли.
Сердце Гейл забилось сильнее, когда Джек придвинулся к ней и положил руку на ее талию.
— Я хочу вернуть тебе должок, — сказал он и, крепко обняв ее, поцеловал долго и страстно.
Гейл не воспротивилась, не оттолкнула его, и он целовал ее еще и еще, не выпуская из объятий сильное, гибкое тело, а она, забыв обо всем, с такой же жадностью приникла к нему. Одинаково безрассудные, неистовые, в диком желании они набросились друг на друга.
Минута — и их безумство достигло бы предела, но Гейл внезапно рванулась и, отбиваясь от его рук, срывающимся голосом крикнула:
— Что… что это ты выдумал, а?!. Ты… в своем уме?.. Отпусти меня!
Секунду до этого пламенеющая, покорная, она сделалась вдруг холодной и колкой.
Джек не отпускал ее — она думала ударить его, но не посмела и только продолжала сопротивление. Оно длилось еще с полминуты.
Он отпустил ее наконец и произнес злобно:
— Ты же сама этого хотела! Гейл, казалось, опешила.
— Я хотела?! Ну, знаешь ли…— она вскочила и принялась поправлять одежду. — Нет, это ты, а не я… Развлечься захотелось?!
— Почему же «развлечься»?
— А что — нет? Ты, может, влюбился в меня?
— Ты мне нравишься, — с усмешкой ответил он. Гейл вспыхнула.
— Нравлюсь? Вот как! Учти, моей милости можно добиться только за очень большую любовь или за очень большие деньги! А ты, я знаю, не можешь предложить мне ни того, ни другого! Сейчас ты тут поразвлекаешься со мной, а завтра пройдешь мимо с таким видом, будто между нами и не было ничего!
— Но ведь между нами действительно ничего не было.
— К счастью, да, — сказала Гейл, опускаясь на стул. Голос ее стал тихим. — Уходи, Джек.
Она не заметила, как осталась одна. Она долго сидела, безучастно глядя в пустоту комнаты, потом легла на кровать вниз лицом и, вцепившись себе в волосы, сдавленно застонала.
Домой Джек вернулся лишь под утро. Ему было совестно смотреть на Агнессу, а она, растерянная, поникшая, всю ночь не сомкнувшая глаз, не шевельнулась, когда он вошел, не взглянула на него, продолжая думать о чем-то нерадостном и непростом.
— Какая же я скотина! — говорил себе Джек, вспоминая, как он обошелся с Агнессой, а затем — с Гейл. Впрочем, мысль о Гейл вызывала у него скорее раздражение и досаду; он надеялся, что она не станет болтать о том, что произошло или чуть было не произошло между ними.
А Агнесса… Миновала эта тревожная ночь, проведенная в бесцельном блуждании по поселку, и он жестоко раскаивался в случившемся. Ведь она может и не простить его милая маленькая девочка! Джек уже привык видеть ее без украшений и дорогих нарядов, а сама она никогда не жаловалась, словно не замечая, что не имеет ничего, разве что кроме самого необходимого, и каждое утро безмолвно облачалась в одно из своих немногочисленных старых платьев. Она все бросила, от всего отказалась, и все из-за него! Она столько вытерпела, а он чуть не предал ее при первой же крупной неудаче, он оскорбил ее и унизил! Джек вспомнил, как несколько дней назад Агнесса писала письмо своей Терри. Она склонила голову, перо поскрипываао в тонких с чернильными пятнышками пальцах, волосы Агнессы упали на щеки, она улыбалась, чувствуя взгляд Джека, и это сочетание опущенных глаз и нежной улыбки необыкновенно нравилось ему. А сейчас в глазах затаилась глубокая, почти бездонная печаль.
— Скажи что-нибудь, Агнес, только не молчи! — произнес Джек и сам почувствовал, как неискренне прозвучали его слова в напряженной тишине.
Агнесса вздрогнула от звука его голоса.
— Что сказать? — тихо спросила она, а потом проговорила медленно (весь ее облик переполняла какая-то странная сосредоточенность): — Да, я скажу тебе. Джек, это, должно быть, мое наказание за то, что я натворила! Помнишь, когда мы только познакомились — ты еще учил меня ездить верхом, — я смотрела на тебя и не могла наглядеться, я чувствовала себя счастливой уже оттого, что видела тебя, ты казался мне таким необыкновенным, словно сошел со страниц романа… Потом мы признались друг другу в любви, и это тоже казалось чудом. Я не думала ни о ком, ни о чем, только мечтала, как буду счастлива с тобой! Меня предупреждали, что будет тяжело, но я не боялась, хотя все оказалось тяжелее, чем можно было предположить. Но я была уверена: ты всегда поймешь меня, всегда будешь добр и нежен. Я никому, никому не рассказала всей, до конца, правды о твоем происхождении (Джек вздрогнул и уставился на нее)… А вчера ты говорил такие слова, ты причинял мне боль и не чувствовал этого!
78 
