— Мне нечего собирать, — вставил Купер, вспоминая жалкое барахло, которое осталось в гостинице. Ничего стоящего.
— Вам должно быть ясно, — продолжал уполномоченный, обращаясь к капитану: — Союз не может поручиться за человека с таким личным делом.
— А мне наплевать, — отрезал капитан. — Лишь бы он знал толк в двигателях. Больше мне ничего не надо.
Идти до корабля было далеко. Он и новый-то не представлял собой ничего особенного, а с годами не стал лучше. Да, на таком вообще летать пытка, не говоря уж о том, чтобы нянчиться с «моррисонами»…
— Не рассыплется, не бойтесь, — сказал капитан. — Он протянет дольше, чем вы думаете. Просто удивительно, на что способна такая посудина, всем чертям назло.
«Только еще один рейс, — подумал Купер. — Чтобы доставить меня на Марс. А там пусть рассыпается».
— Корабль великолепен, — сказал он совершенно искренне.
Он подошел к могучему стабилизатору и положил на него ладонь. Тяжелый металл, краска давно облупилась, рябой от коррозии, и холодок затаился в толще, точно корабль еще не отдал всю впитавшуюся в него космическую стужу.
«Наконец, — подумал он. — После стольких недель ожидания вот оно наконец, стальное произведение инженерного искусства, которое доставит меня домой».
Он вернулся туда, где стоял капитан.
— Приступим, что ли, — сказал он. — Хочу посмотреть на двигатели.
— Они в порядке, — ответил капитан.
— Возможно. Все-таки я их проверю.
Он ждал, что двигатели будут в скверном состоянии, но не настолько. На что уж корабль выглядел жалко, а «моррисоны» оказались еще хуже.
— Тут надо поработать, — сказал он. — С такими двигателями нельзя выходить в рейс.
Капитан вспылил и выругался:
— Учтите, вылетаем на рассвете! Срочное задание!
— На рассвете и вылетим, — отрезал Купер. — Вы только не вмешивайтесь.
Он расставил людей по местам и сам проработал четырнадцать часов подряд без передышки, не спал и не ел. После чего зажал большой палец в кулаке и доложил капитану, что все готово.
Они благополучно прошли атмосферу. Купер разжал кулак и облегченно вздохнул. Теперь только следить за тем, чтобы не было перебоев.
Капитан вызвал его к себе и поставил на стол бутылку.
— А вы справились куда лучше, чем я ожидал, мистер Купер.
Купер покачал головой.
— Мы еще не прилетели, капитан. Впереди немалый путь.
— Мистер Купер, — сказал капитан, — вы знаете, что мы везем?
Купер покачал головой.
— Лекарства, — сказал капитан. — Там эпидемия. Только наш корабль был более или менее готов к рейсу. Вот нас и послали.
— Дали бы сперва сделать капитальный ремонт двигателей.
— Время не позволило. Каждая минута на счету.
Купер глотнул из рюмки, оглушенный всеобъемлющей усталостью.
— Эпидемия, говорите? А что именно?
— Песчаная лихорадка, — ответил капитан. — Знаете, наверно.
Смертельный ужас холодком пополз по спине Купера.
— Знаю. — Он допил виски и встал. — Я пошел, начальник. Надо присмотреть за двигателями.
— Мы надеемся на вас, мистер Купер. Нужно добраться.
Он вернулся в машинное отделение и упал в кресло, слушая пение двигателей, пронизавшее все клеточки корабля. Они должны работать без перебоев. Теперь это яснее, чем когда-либо. Дело не только в том, чтобы вернуться домой: родная планета ждет лекарства.
«Обещаю, — сказал он сам себе. — Обещаю, что мы долетим».
Он не щадил команду, не щадил себя — изо дня в день, под выматывающий душу, почти нестерпимый вой дюз и гром этих чертовых «моррисонов».
Какой там сон — хорошо, если удавалось прикорнуть на несколько минут. Какой там обед — разве что перекусишь чуток на ходу. Работа, работа, но еще хуже — надзор, ожидание, все тело напряжено: сейчас начнут заикаться… Или лязгнет металл, возвещая беду.
«И зачем только, — билась в голове смутная мысль, — человек выходит в космос? С какой стати идет на такую работу?» Конечно, здесь, в машинном, рядом с изношенными двигателями, чувствуешь себя хуже, чем в других отсеках. Но и там не сладко. Атмосфера корабля насыщена нервозностью, но хуже всего — черный, гнетущий страх перед космосом, перед тем, что космос может сделать с кораблем и людьми на борту.
На новых, более крупных кораблях обстановка вроде получше, да и то ненамного. По-прежнему принято пичкать успокоительным пассажиров и переселенцев, летящих осваивать другие планеты. Чтобы не нервничали, не реагировали так остро на неудобства, не поддавались панике.