53 
— Ты куда? — мягко спросил он.
— Обратно в госпиталь.
Он отложил журнал, подошел и взял ее за руку:
— Дорогая, ты сейчас там не нужна. — В голосе его было сочувствие, в глазах — досада: он ничем не мог облегчить ее боль.
Дон почувствовала, что сейчас опять разрыдается, но сдержалась.
— Если бы ты был в таком состоянии, я была бы рядом. И Брент меня бы не удерживал.
— Ладно! — вздохнул он. — Я тебя отвезу. Только учти — там уже, наверное, полно репортеров.
Ну разумеется! Пусть Брент — полузабытая знаменитость, зато она пользуется в Европе большой популярностью.
— Мне все равно, — устало отозвалась Дон. — Я должна быть с ним.
— Хорошо, дорогая. Едем.
Через четверть часа они уже были у госпиталя. Скот оказался прав: их тут же окружила толпа корреспондентов и операторов. Одни были с блокнотами, другие — с портативными магнитофонами, третьи протягивали к ней микрофоны. Она не стала отвечать на их вопросы, не обратила внимания на объективы фотоаппаратов и видеокамер, Скотт растолкал толпу, провел ее в здание. Когда они подошли к палате Брента, из нее вышел врач. По его лицу Скотт сразу все понял.
Сморщившись от подступивших слез, он бросил взгляд на Дон, обнял ее за плечи:
— Мужайся, детка!
Дон посмотрела на врача, поняла, почему он печально качает головой.
— Нет! — закричала она.
— Мне очень жаль, мадам! — тихо сказал врач. — Вас должно утешать то, что его мучения закончились. — Он говорил что-то еще, но Дон уже ничего не слышала.
— Я должна его увидеть! Понимаете? Должна! — Она перевела взгляд со Скотта на врача, потом опять на Скотта, вырвалась из его рук, бросилась в палату.
— Брент! — Дон думала, что уже подготовила себя к худшему, но, оказывается, все-таки, несмотря ни на что, надеялась. Она отказывалась поверить в его смерть.
Скотт с врачом вывели ее из палаты. Она вдруг с криком упала на пол и зарыдала. Скотт попытался ее поднять, Дон его оттолкнула.
— Я сейчас дам ей успокоительного! — С этими словами врач бросился куда-то по коридору.
— Мы будем в приемном покое, — пробормотал Скотт и снова решительно наклонился к ней. Поднял на руки, понес. Если бы он мог принять на себя ее боль!
Дон как-то обмякла.
— Он умер, Скотти! — прошептала она странно равнодушным голосом. — Он умер. — Лицо ее было бледным, зрачки расширились.
— Понимаю, детка. Сочувствую. — Скотт положил ее на диванчик в приемном покое.
Она схватила его за отвороты кожаной куртки:
— Почему, Скотти, почему? Зачем ему было умирать?
— Не знаю, крошка. Сам бы хотел знать.
Вошел врач, за ним сестра со шприцем. Скотт не выпускал Дон из рук, пока ей делали укол.
— Подействует быстро! — Доктор ободряюще похлопал Дон по руке, взглянул на Скотта: — Вы можете отвезти ее домой, если хотите. Тут больше… Сами понимаете.
— Да, да, — механически сказал Скотт. — Я оставил свою карточку у сестры. Если что, звоните мне, а не мадам Грэм.
Врач кивнул, и Скотт, подхватив Дон на руки, вынес из госпиталя. К его удивлению, репортеры, ожидающие какой-нибудь именно такой мизансцены, молча расступились. Не задали ни одного вопроса, не сделали ни одной вспышки.
Скотт стоял и молча глядел в окно. Сзади на кушетке сидела Дон. В черном костюме, с густой вуалью на лице, она выглядела как изящная форфоровая статуэтка.
Неужели уже прошла неделя? Неужели его нет и уже никогда не будет? Скотт почувствовал спазм в горле. Сглотнул: нет, не проходит. Повернул голову, глянул на Дон. Так и сидит с тех пор, как он привез ее из адвокатской конторы, а прошло уже немало времени.
— Дон, надо поесть.
— Я не голодна.
В ее нью-йоркской квартире Брент бывал крайне редко, но теперь без него она казалась ей невыносимо пустой. «Я не останусь тут», — решила Дон. Она наконец встала, сняла шляпку, положила ее на столик рядом с телефоном.
Скотт медленно подошел к ней, опустился на колени, взял за руки:
— Знаешь, когда я был маленький, бывало ударишься, станет больно, а мама поцелует и скажет: «Ну и все, больше не болит». Наверное, не проходило, но сейчас я помню только, как она целовала, а про то, где было больно, — нет.
— Хочешь сказать, давай поцелуемся, бодро улыбнемся и представим себе, что никакого Брента Грэма и не было? Так?
— Не так. — Он покачал головой. — Время поможет тебе забыть боль, а его самого, ну зачем же забывать?
53 
