Наконец задержанный протиснулся в дверь и оказался в участке. Тут милиционеры почувствовали себя куда более увереннее, ведь это была их территория. Молодой сержант подошел к дежурному офицеру и коротко доложил ему об обстоятельствах, при которых был задержан этот дорого одетый мужчина. Как бы оправдываясь, сержант то и дело показывал на свой нос, распухший и похожий на сливу.
Тем временем Борщев осмотрелся и поняв, что не сможет дольше стоять на собственных ногах, опустился на топчан. Некоторое время он еще бормотал, а затем затих, свесив голову между ног.
– Это он тебе звезданул?
– А то кто же, падла!
– А ты ему?
– Я бы ему ввалил, да синяки останутся.
– Можешь не рассказывать. Наверное, пару раз по печени дубинкой саданул.
– Нет, – замотал головой сержант. – Но все равно, он не вспомнит.
– Ладно, буди, будем допрашивать.
Тем временем пожилой сержант уже обшарил карманы Борщева, но ничего, кроме тонкой пачки пятидесятитысячных купюр не обнаружил.
– Черт его знает, кто он такой.
– А ты в портфеле посмотри.
С замками пришлось повозиться, но они все же не устояли перед желанием Петровича забраться во внутрь.
Открылась крышка кейс-атташе, но там тоже не нашлось никаких документов, лишь скомканная газета, да трубка радиотелефона.
– Может, сам что-нибудь скажет? – сказал офицер.
Сержант растолкал Борщева. Тот открыл глаза, осмотрелся и первым делом поинтересовался:
– А где это я?
– В милиции, – строгим голосом произнес офицер и спросил. – Имя, фамилия?
Борщев глупо захихикал и приложил указательный палец правой руки к губам.
– Ни хрена я вам не скажу!
– – Все скажешь!
– Тоже мне нашлись, гестаповцы! – рассмеялся Борщев дурацким смехом.
Но тут же замолчал, потому что старший сержант принял воинственную позу, взмахнув дубинкой.
– Если с моей головы упадет хоть один волос, то с ваших плеч слетят погоны. И пойдете вы работать дворниками, менты долбанные и лимита поганая! – звучало это вполне убедительно.
И тут вновь к Борщеву вернулась прыть.
Он, пригнувшись, нырнул под руку с занесенной дубинкой, схватил в пятерню трубку радиотелефона и принялся тыкать толстым пальцем в клавиши, забыв сначала включить питание.
– Ты куда, падла, звонишь? – офицер уже не сдерживал себя, понимая, что задержанный пьян и вряд ли что-нибудь вспомнит, а тем более не сможет доказать.
– Да я сейчас позвоню, понаедет генералов, вас всех на хрен в наручники, да в кутузку!
– Про кутузку это ты хорошо придумал, ублюдок, сам туда и пойдешь, – и офицер кивнул сержанту. – Заведи его в камеру.
Подполковник умудрился-таки включить питание трубки, но телефонам уже завладел Петрович.
– Меня в камеру?! – кричал Борщев, отбиваясь от насевших на него милиционеров.
Сопротивление оказалось недолгим, силы были неравные. Через пять минут он уже сидел в камере с железной дверью и зарешеченными окошками. Какое-то время он еще кричал, обзывая всех самыми страшными словами, какие только приходили на ум, а затем принялся бросаться на дверь, молотить в нее кулаками.
– Выпустите, хуже будет!
Но привыкшие к подобному поведению милиционеры оставались безучастными к его страданиям. Лишь только два раза молодой сержант выходил в коридор убедиться, не раскроил ли себе голову в кровь задержанный.
– Скоро обрубится, – произнес он, возвращаясь к своим сослуживцам.
Но минут через двадцать истошные вопли подполковника Борщева так надоели служителям правопорядка, что офицер, посмотрев на своего молодого сержанта, сказал:
– Слушай, иди разберись. Заедь ему пару раз по печени, пусть заткнется. Не могу я слушать его вопли.
– Будет сделано.
Молодой обрадовался подобному приказанию, тем более, с этим неуемным крикуном у него имелись свои счеты. Почесывая разбитый нос, он подошел к двери и резко распахнув ее, вошел вовнутрь. Послышались два глухих тяжелых удара, затем продолжительный стон. И офицер с пожилым сержантом поняли, что их клиент обрубился, вернее, потерял сознание.
Молоденький сержант вышел, почесывая кулак:
– Ну вот и угомонился. А говорил, что он такой крутой, такой крутой… Вот я ему и показал кто круче.
– Ну молодец. Можете идти дальше.
Лишь только сержанты двинулись к выходу, как вдруг резким звоном разразилась трубка радиотелефона на столе у офицера.
Милиционеры переглянулись.