– Нет, скромную, отец, нам не надо, – ответил мужской голос с кавказским акцентом. – Нам надо побогаче, чтобы красиво вышло. Чтобы – заходишь на кладбище и сразу видишь: Гарик Нурикян лежит, а не кто-нибудь. Издалека должно быть видно. Землю мы уже купили, и земли достаточно. Будем делать большой памятник.
– Ну, тогда, уважаемые, вам не ко мне. Там есть Исаак Заирович, идите к нему. Он любит большие памятники, а я люблю скромные, но со вкусом.
– Послушай, старик, – послышался еще один мужской голос, – нам нужен со вкусом, но большой.
– Нет-нет, уважаемые, я сказал свое слово. Ваш заказ мне не подходит.
– Ну что ж, вы странный человек, не хотите заработать денег. Значит, их получат другие.
Дверь распахнулась, и из мастерской Брандергаса вышли трое мужчин в длинных кашемировых пальто с яркими шарфами. Один достал из кармана сотовый телефон, набрал номер и вступил с кем-то в деловые переговоры:
– Да я тебя удушу, козел! Урою на хрен, если котировки упадут! Все скупай, понял?! Понял, урод?..
Когда в двери появился Домбровский, Брандергас, взглянув поверх очков на вошедшего, тут же поднялся и шагнул навстречу.
– О, какие люди! Вот вас мне приятно видеть. А то лезут к старому Брандсргасу со всевозможными глупостями. Памятник им большой понадобился… Не хочу я этим заниматься. А вот с вами, почтенный Иосиф Михайлович, встретиться мне приятно. Я уже все придумал, вам непременно понравится, как я обещал.
– Извините, что задержался, Альберт Эммануилович… Нерасторопен стал в старости…
– Да что вы! Присаживайтесь на это кресло, оно почище. Старый Брандергас сейчас вам все покажет.
Они словно соревновались, кто из них старше.
– Спасибо, я и постоять могу, в трамвае насиделся, возраст, конечно, свое берет, но кое-какие силы еще есть.
– Возраст, возраст, при чем здесь он? Главное, чтобы в сердце молодость осталась.
– Верно! В сердце и руках.
Брандергас вытащил лист бумаги, свернутый в трубку, развернул его на столе, прижав уголки кусочками камня.
– Ну, как? – резчик снял очки с толстыми стеклами и принялся их протирать, ожидая оценки заказчика.
– Чудесная работа! – сказал Иосиф Михайлович.
Большей похвалы от него удостаивался разве что Альбрехт Дюрер.
– Я знал, что понравится. Я знаю, что делаю, и знаю, кому что нужно. Слава Богу, столько памятников и плит прошло через эти руки, – Брандсргас показал огромные мозолистые ладони, – так что уж можете положиться на мой вкус – не подведу. А на камне получится еще лучше. Это же эскиз, прикидка, – принялся объяснять Брандергас.
– Я понимаю.
– А что касается последней цифры, так я сам лично выбью се, когда придет время.
Иосиф Михайлович запустил руку во внутренний карман своего пальто и вытащил конверт с деньгами.
– Вот деньги за работу.
Брандергас немного презрительно взглянул на конверт.
– Работу я еще не сделал.
– Так ведь сделаете?
– Когда сделаю, вот тогда и отдадите деньги. А пока не надо, я их не возьму.
– Как это не возьмете? Зачем же я ехал? – хмыкнул Иосиф Михайлович.
– Ехали вы, чтобы посмотреть эскиз.
– Возьмите, раз уж привез.
– Не думайте, цена не изменится, да и никому другому я вашу плиту продать не смогу.
– Берите…
– Не возьму да и все. Не в моих правилах.
– Но вы же, Альберт Эммануилович, трудились, эскиз сделали, а деньги брать не хотите.
– Вот закончу, будет готова плита, тогда и сочтемся.
Еще и коньячка выпьем с вами.
– Ну что ж, как хотите.
– Вам действительно нравится? – желая еще раз услышать похвалу, спросил резчик по камню.
– Действительно правится. Я даже не ожидал, что мне понравится все – до последнего завитка.
– Вы видели пока еще только проект, а уже говорите, что понравилось. Вот когда я закончу – а это будет через шесть дней…
– Вам понадобится всего шесть дней?
– Да, через шесть, – повторил Брандергас, водружая массивные очки на еще более массивный, скульптурный нос. – А почему шесть, а не семь дней, так это по Библии: шесть дней Бог трудился, а на седьмой надо отдохнуть.
– Ну что ж, прекрасно.
Они обменялись рукопожатиями, довольные друг другом, и, уже идя по коридору, Иосиф Михайлович слышал, как новые русские громко разговаривают с Исааком Заировичем, объясняя ему, какой большой и какой красивый памятник должен стоять на могиле Гарика Нурикяна, трагически погибшего на Кутузовском проспекте в собственном шестисотом «мерседесе».