Они даже не успели закричать, размозженные о стену и теперь распростертые на асфальте. Грузовик дал задний ход и вдобавок проутюжил их задними колесами. Муж и жена так и остались лежать в сумрачной арке в грязной луже. А фургон, подскочив на канализационном люке, вырулил на полупустую улицу и вскоре затерялся в огромном городе.
Спустя минут двадцать хлебный фургон появился в малолюдном узком переулке. Он въехал во двор и замер у мусорных контейнеров, рядом с которыми валялись картонные ящики из-под бананов и битый кирпич – в соседнем доме шел ремонт.
Водитель в кепке, надвинутой на глаза, выбрался из кабины, огляделся по сторонам. Щелчком отбросил давным-давно погасший окурок – тот угодил прямо в мусорницу – и вразвалочку прошелся вдоль машины, осматривая ее борт. Он обошел машину со всех сторон, затем снял с рук тонкие кожаные перчатки, сунул их в карман куртки и уже торопливо двинулся на соседнюю улицу через дворы и подворотни. Там его поджидал серый неприметный микроавтобус.
Мужчина подошел к нему, резко подал дверь влево.
Та отъехала, и он забрался в полутемное, прокуренное нутро микроавтобуса с тонированными стеклами.
– Все в порядке?
– У меня всегда и все в порядке.
– Как старички себя вели?
– А как в таких случаях себя ведут? Даже пикнуть не успели, придавил, как бездомных котов.
– Видел тебя кто-нибудь?
– Естественно, фургон видели, меня – нет.
– А видел кто, как это произошло?
– По-моему, нет. Видели, конечно, сами потерпевшие, но они теперь показаний давать не смогут.
– Ты уверен? – хрипловатый мужской голос звучал начальственно. – Проверял?
– Хрен ли проверять? Да я проехался по ним задними колесами. Только хруст пошел.
– Такие подробности меня не интересуют.
– Вы меня спрашиваете, я отвечаю.
– Я о деле спрашиваю, и ты ,не на развлечение ездил. Эмоции оставь при себе.
Обладатель хрипловатого голоса включил свет. В салоне от яркого света стало как будто теснее. В автобусе, кроме водителя и убийцы, который так и не снял свою низко надвинутую кепку, находился человек, одетый в светлый плащ модного покроя, явно купленный в дорогом магазине. Из-под расстегнутого плаща виднелся ворот белой рубашки, туго стянутый шелковым галстуком.
– Так-так-так… – он словно подсчитывал что-то в уме. На его лице поблескивали стекла очков в тонкой металлической оправе. – Ну что ж, капитан, ты свое дело сделал. Думаю, тобой останутся довольны, можешь готовиться к повышению.
– Да ну его к черту, повышение! Мне бы; майор, лучше материальное вознаграждение.
– Это само собой.
Майор положил себе на колени дипломат, щелкнул замками и поднял крышку так, чтобы сидящий напротив не видел содержимого. Он не долго возился, отсчитывая деньги.
– Держи, – пачка долларов легла на сиденье.
Собеседник вздохнул, переводя дыхание. Его крупная ладонь накрыла, будто забавляясь с живым существом, надумавшим убежать, пачку денег. Пальцы сжались. На дерматине сиденья остались влажные следы вспотевших пальцев. Деньги исчезли во внутреннем кармане куртки.
Убийца их не считал, зная наверняка, сколько денег он получил, и зная еще, что в таких делах вряд ли кто станет обманывать.
– Значит так: я еду к генералу, – сказал майор, – а тебя выброшу по дороге.
– Не выбросите, а я сойду.
– Как хочешь, ты не цепляйся к словам. Сделал дело – гуляй смело.
Майор, не оборачиваясь, постучал пальцами по тонированному стеклу, отделявшему салон от кабины водителя. Тут же микроавтобус плавно тронулся с места.
– Тебе еще найдется работа.
– Не откажусь.
– Еще бы ты отказался! Деньги-то всем нужны.
– Конечно, нужны, ведь жизнь – не сахар, а водка – не вода.
– Это ты правильно говоришь. Но смотри…
– Я все понял, майор, не надо меня учить и не надо со мной разговаривать таким тоном, словно я какой-то киллер из мелкой бандитской группировки, который за пару сотен мать родную укокошит или полрайона алкашей вырежет.
– А я так и не думаю.
Водитель знал заранее, где ;остановиться. Микроавтобус замер, – Выходи, капитан.
– До встречи.
– До встречи. Будешь нужен – я тебя найду и скажу, когда и где, а самое главное – кого.
Они не стали прощаться за руку. Им словно хотелось поскорее расстаться – слишком уж много они знали друг о друге, чтобы соблюдать этикет. И слишком уж много было человеческих жизней на их совести. Но угрызения их не мучили. То, чем они занимались, являлось для них привычным, будничным делом, работой.