Остановился он на том же месте, что и в первый раз. Выйдя из машины, Илларион с наслаждением потянулся и лишь теперь заметил, что небо уже почти совсем светлое. Ночь кончалась. Он заглянул в машину. Климова уже открыла глаза. На ней была все та же блузка, на которой не хватало пуговиц, только теперь уже совершенно грязная. Прокушенная страстным Быковым губа, конечно, уже не кровоточила, но вид имела весьма красноречивый. Валентина Климова сейчас казалась именно тем, чем была — жертвой, чудом спасшейся от неминуемой гибели.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Илларион.
— Отвратительно, — честно сказала Валентина.
— Ну, ничего, — успокоил ее Забродов. — Для вас все уже кончилось. Сейчас мы отвезем вас домой, вы примете ванну, что-нибудь съедите и ляжете спать.
— А если за мной снова придут? Как я поняла, им очень нужны мои показания.
— Не придут, — усмехнулся Илларион. — Сегодня все они будут очень заняты.
— Послушайте, — сказала Валенти на, — кто вы такой?
— Я? Да так… пенсионер.
Начавший сворачивать не в то русло разговор был очень кстати прерван подъехавшим фургоном. Перекошенные задние дверцы болтались, то открываясь настежь, то закрываясь с несусветным грохотом и лязгом. Из кабины выскочил совершенно не похожий на себя Мещеряков. Волосы взъерошены, крахмальная сорочка под серым в крапинку пиджаком перепачкана каким-то мазутом и расстегнута чуть ли не до пупа, чего не мог скрыть съехавший куда-то в сторону галстук благородно-сдержанной расцветки. На коленях отутюженных полковничьих брюк красовались большие зеленые пятна, щека была расцарапана, а глаза сияли мальчишеским восторгом.
— Вот это жизнь! — сообщил он, размахивая «береттой» и рассеянно промакивая сочащуюся из царапины на щеке кровь своим парижским галстуком, привезенным супругой из заграничной командировки. — Как мы их, а? Между прочим, самый первый прожектор подстрелил я.
— Потерь много? — спросил Илларион.
— Какие потери! Так, пара царапин. А это и есть Валентина Климова?
— Да, это я.
— Илларион был прав — за вас стоило сражаться. Меня зовут Андрей Мещеряков.
— Тот самый?
— В каком смысле? Ах, вы про телефонный номер! Да, тот самый. Я должен выразить вам свое восхищение тем, как умно вы обошлись с тетрадью и запиской.
— Что-то твоя жена засиделась на курорте, — сказал Илларион, бесцеремонно выуживая пачку сигарет из кармана полковничьего пиджака и чиркая зажигалкой. Ты портишься на глазах. В тебе уже поднимает голову холостяк.
— Кстати, о жене, — мрачнея, сказал Мещеряков. — Во что ты превратил машину?
— Ну вот, — развел руками Илларион. — Шкуру свою дырявить ему ради прекрасной дамы не жалко, а машины пожалел.
— Шкура сама зарастет, — резонно возразил Мещеряков, — а на машину в наше время поди заработай.
— Кстати, о шкуре, — сказал подошедший Сорокин. — Что-то я Рябцева не вижу.
— Погиб наш капитан, — ответил Илларион. — В упор из автомата.
— Жаль, — сказал Сорокин. — Многого он нам не успел рассказать.
— Ничего, — сказал Мещеряков. — Хватит нам того, что мы уже знаем.
— Капитан, — сказал подошедший водитель фургона, — мы вам больше не нужны? Виноват, — спохватился он, заметив Мещерякова, — не заметил вас, товарищ полковник Так это вы там были?
— Я, — буркнул Мещеряков. — Можете возвращаться.
— Спасибо, солдат, — сказал Илларион.
— Всегда пожалуйста, — улыбнулся тот, и фургон уехал, хлопая дверцами, как крыльями.
— Ну что, полковники, — сказал Илларион, — теперь у вас есть свидетель. Можете возвращаться в Москву и начинать всерьез заниматься вашим Северцевым. Работы у вас невпроворот.
— Да, — сказал Сорокин, — похоже, на него работает куча народу.
— Нужно найти машину Алехина, — сказал Илларион. — Я, пожалуй, займусь именно этим. Пока ваше начальство будет раскачиваться, Северцев может успеть что-нибудь предпринять. После нашего дружеского визита он наверняка начнет действовать, причем очень быстро и грубо. Так что советую вам обоим работать с оглядкой.
— Не учи ученых, капитан, — сказал Сорокин. — Я вот думаю, куда нам нашу свидетельницу спрятать.
— Это я беру на себя, — сказал Илларион. — Ну что, поехали?
Тут выяснилось, что, пока они разговаривали, их свидетельница заснула на заднем сиденье расстрелянной машины, принадлежавшей жене Мещерякова. Стараясь не разбудить ее, Мещеряков сгреб с сиденья битое стекло и осторожно устроился рядом. Сорокин сел впереди, и Илларион повел машину в сторону города. Фары он включать не стал: было уже совсем светло, а когда они пересекли границу кольцевой дороги, над горизонтом показался сверкающий краешек солнца.