2 
— Очень даже может быть, — поддакнул фиксатый. — Рандеву, так сказать. Скинет, чего он там везет, и — гуляй, Вася. А что он, кстати, везет-то?
— А хрен его знает, — с досадой сказал старший. — У них ведь в простоте ни слова, все тайны. Ну да, наше дело маленькое. Работу сделаем, а там хоть трава не расти. Лысый и Митяй, ну-ка, гляньте, один он там?
— Чего там глядеть, — сказал Лысый. — Мужик с ним какой-то. На «опеле» приехал — вон на том, серебристом.
— Точно, стрелка! — воскликнул фиксатый Митяй.
— Не ори, урод, — одернул его Серый, — всех лохов распугаешь. Стрелка, не стрелка — не нашего ума дело. Обслужим клиента и сваливаем, а дальше пусть большие головы думают. Заслонов, ты сумку не потерял?
Бывший студент физмата, прозванный Заслоновым за недюжинный талант в обращении со взрывчатыми веществами и великое хитроумие во всем, что касалось всевозможных мелких диверсий, спокойно похлопал ладонью по висевшей у него на боку спортивной сумке. Лысый и Митяй при этом заметно вздрогнули. Лысый сделал неопределенное движение всем корпусом — не то побежать собрался, не то вообще плашмя рухнуть на светло-серый пыльный асфальт, который не ремонтировали со времен Николая Кровавого. Движение это не ускользнуло от внимания Заслонова, но он промолчал и лишь усмехнулся презрительно, отвернувшись в сторону: Лысого он не любил за природную тупость и приверженность культу грубой физической силы, избытком которой сам Заслонов похвастаться не мог.
Еще в бытность свою «рядовым необученным», едва начав стаптывать первую пару корявых кирзовых говнодавов в забытом богом и людьми заволжском гарнизоне, он усвоил незатейливую, как и весь солдатский (а впрочем, и не солдатский тоже) фольклор, истину: студентов в армии не любят. Компания же, в которую привели его природная лень и некоторые дорогостоящие привычки, в интеллектуальном смысле мало чем отличалась от казарменной братии. Впрочем, в который раз повторил себе Заслонов, деньги не пахнут, а пока ты умеешь что-то, чего не умеют эти гориллы, ты всегда будешь на голову выше их.
И он снова хлопнул ладонью по сумке, на этот раз гораздо сильнее.
— Ты забрал, — не выдержал Лысый, — я в шоке. Иди к этому козлу в пивняк и хлопай там, пока не обгадишься.
— Всегда со мной, — бодро сказал Заслонов Серому, не удостоив Лысого вниманием. — Можно приступать?
— Лысый в пивняк, Митяй на входе, я остаюсь здесь, — распорядился Серый. Погнали!
Трое молодцов пересекли площадь. Лысый спустился в благоухающие недра пив-бара. Митяй остался наверху — привалился широким задом к ограждавшим спуск в полуподвал перилам и с индифферентным видом покуривал, кося одним глазом вниз, на дверь бара, а другим — на Заслонова, который уже подошел к зеленым «жигулям» и с самым деловитым и непринужденным выражением лица взламывал дверцу со стороны водителя.
Как и следовало ожидать, замка хватило секунд на пятнадцать-двадцать, после чего Заслонов как ни в чем не бывало открыл дверцу. Наблюдавший за ним с другого конца площади Серый напрягся в ожидании воя и улюлюканья, но сигнализации в машине не было — опять же, как и следовало ожидать.
А Заслонов уже вовсю шуровал под капотом, действуя с деловитой обстоятельностью, которая, как он неоднократно убеждался, в ста случаях из ста давала гарантию успеха и экономила время гораздо лучше любой суеты и спешки.
Вся операция заняла не более двух минут. Заслонов спокойно опустил капот, захлопнул и запер дверцу и неторопливо направился через площадь к скамейке, на которой сидел Серый. Тот дал знак Митяю. Митяй ленивым жестом отшвырнул недокуренную сигарету и, оторвав зад от перил, вразвалочку спустился по выщербленным бетонным ступенькам в благоухающую полутьму, где Лысый, давясь от отвращения, цедил сквозь зубы воняющее грязной тряпкой пиво, ухитряясь одновременно наблюдать и за клиентом, и за входом. Заметив Митяя, он брякнул недопитую кружку на прилавок и направился к выходу, окинув прощальным взглядом красноглазого бедолагу, который все вертел в руках грязный бокал и, похоже, так ни разу к нему и не приложился. Что ж, подумал Лысый, его вполне можно понять.
Еще через три минуты вишневая «мазда», сверкнув лакированным боком, неторопливо проехала через площадь и скрылась за поворотом.
Некоторое время спустя из бара вышел человек. Сильно сутулясь, он поднялся по ступенькам и на секунду приостановился, чтобы прикурить сигарету. Вид у него был помятый и затрапезный, а покрасневшие глаза с воспаленными веками свидетельствовали не то о длительном запое, не то о не менее длительном недосыпании. Со второго раза попав, зажигалкой в задний карман светлых вельветовых брюк, он неторопливо зашагал к припаркованным у обочины зеленым «жигулям», на ходу глубоко затягиваясь и выпуская дым через ноздри.
2 
