Алик вскочил, схватил попавшийся под руку сук и с силой запустил им в гнездо. Сук запутался в ветвях. Валерка показал Алику язык и, вместо того чтобы обидеться, тихо позвал:
— Лезь скорее сюда! Что я тебе расскажу!.. Алик вытер вспотевший лоб, подумал немного и полез на дерево. Валерка выбрался из гнезда и в ожидании друга устроился в развилке двух толстенных веток.
— Ну, что? — усаживаясь рядом с Гузом, хмуро спросил Алик. — Чего ты сюда забрался? Я ноги оттоптал, пока искал тебя…
— Ш-ш, не ори! — шикнул на друга Валерка и боязливо глянул вниз.
— Ты что? — забеспокоился Алик. — Очумел?
— Не очумел! Минут двадцать назад здесь был горбун.
— Горбун?!
— Говорят тебе — горбун! — ещё тише повторил Валерка. — Вылез вон из тех кустов, подкрался к той — видишь? — колоде и что-то положил в дупло.
— А потом?
— Исчез. Как сквозь землю провалился.
— А что он в дупло положил, не знаешь?
— Откуда же мне знать!
Алик на минуту задумался, потом заспешил:
— Давай вниз. Нужно посмотреть, что в дупле.
— Что ты! — испугался Валерка. — А если он следит из кустов?
— Никто не следит. Иначе он не стал бы ничего класть в дупло. Передал бы в руки кому нужно.
Этот довод показался Валерке убедительным, и ребята, не медля ни секунды, соскользнули на землю, поползли к колоде.
В дупле лежала записка. На клочке бумаги было выведено всего четыре слова: «Жду завтра в полночь. Первый».
Друзья переглянулись, ничего не понимая.
— Хитрый! Ни одной фамилии не назвал. Ну, да и мы не дураки. Сами узнаем, кто «первый», а кто «второй», — проговорил Алик. — Клади записку назад в дупло. Полезли на дерево!
Они снова примостились между толстыми сучьями, тщательно замаскировались. Оба сжимали в руках увесистые дубинки, которые предусмотрительно вырезали, когда спускались на землю.
Шли минута за минутой. Начало быстро темнеть. Крепчал ветер. Деревья глухо зашумели, и вскоре сдержанный тревожный шум наполнил всю пущу. Далеко на западе засверкали молнии, время от времени доносились тяжёлые раскаты грома.
— Видно, снова гроза будет, — прошептал Валерка, беспокойно оглядываясь по сторонам. — Слышишь, гремит?..
— Не будет. Днём тоже гремело.
Тем временем стало так темно, что ребята уже плохо видели друг друга. Начал накрапывать дождь, а гром гремел уже совсем близко. «Везу-у-у!» — ворчал он в чёрной вышине и хлестал направо и налево своими огненными плетьями.
— Как бы молния не ударила, — встревожился Валерка и перебрался ближе к Алику. — Ясень высокий…
Алик помолчал, потом нерешительно шевельнулся.
— Ты куда? — прошептал Гуз.
— Нужно слезать. Всё равно ничего не видно. Если теперь кто-нибудь и придёт за запиской, мы его не заметим.
Осторожно, ощупывая каждый сук — а вдруг затрещит, — друзья спустились на землю. Прислушались. Пуща беспокойно шумела, жалостно скрипели и вздыхали старики-деревья.
— Алик, давай ещё раз прочтём записку, — шепнул Валерка. — Может, мы чего-нибудь не поняли.
— Темно…
— У меня спички есть.
Немного подумав, Алик согласился, и они ползком подкрались к колоде. Записки в дупле не было…
Николай Николаевич сердится
Очень не хотелось ребятам возвращаться в лагерь, да что было делать? Гроза разыгралась не на шутку. Раскаты грома слились в сплошную канонаду, молнии разрывали чёрное небо, кроили его на куски, с размаху врезались в пущу, и она, израненная, тоскливо стонала. За каких-нибудь пять минут редкий дождь превратился в отчаянный ливень. Спасения от него не было даже под старыми елями. Оба промокли до последней нитки. Перебегая от дерева к дереву, ребята наконец увидели огни лагеря.
Лагерь не спал. Горела лампа и в «кабинете» Скуратова.
— Смотри, работает! — потянув Алика за рукав, шепнул Валерка. — Верно, уже книгу начал писать.
— Давай зайдём, — предложил Алик.
— Неудобно…
— Тогда давай глянем, что он делает.
Они подкрались к двери шалаша и, не обращая уже внимания на потоки дождя — всё равно промокли насквозь, — припали к узенькой щёлке. Скуратов сидел в глубокой задумчивости, облокотившись на стол. Пальцы левой руки беспокойно шевелились, правая была сжата в кулак. В зубах торчала потухшая папироса.
Архип Павлович, видно, тоже попал под дождь. Капельки воды дрожали на его косматых чёрных бровях. Немного намок пиджак, а ботинки были сильно облеплены свежей грязью.