Последние отзывы

  26  

Дед Рыгор усмехался, утвердительно кивал головой и молчал. Всё здесь нравилось ему и всё было давным-давно знакомо. Может, сотни раз видел он каждую из этих берёз, эти расцвеченные поляны, дышал ароматом трав и летнего, в цвету, леса.

Сухое болото показалось неожиданно. Расступились берёзы — и взгляду открылась большая серо-зелёная равнина. Слева она упиралась в гряду невысоких холмов, справа — в стену хмурых елей на Князевой гряде, за которой лежало Чёрное озеро.

Гряда… Озеро… Сухое болото… Какие воспоминания пробудили они в сердце старого партизана? Может, ожили перед ним дни далёких боёв, жестокие бомбёжки, артиллерийские налёты, голод? А может, вспомнил он ту тёмную апрельскую ночь, когда сотни измученных голодом, холодом и бессонницей людей покинули сырые окопы и, молчаливые, суровые, готовые ко всему, спустились с гряды на эту равнину?.. Долго стоял дед Рыгор в раздумье, потом, как бы очнувшись, проговорил:

— Ну вот, пришли. А наших что-то не видно.

— А это не они бродят во-он там, на тех холмах? — показал рукой Николай Николаевич.

Дед Рыгор прищурил глаза, посмотрел из-под ладони.

— Они! Конечно они! На тех холмах немцы во время блокады сидели, нас стерегли. Так Архип, верно, их позиции изучает. Пошли и мы туда.

Дед идёт неспешным, но широким шагом. Глаза его пядь за пядью обшаривают равнину, словно что-то ищут на ней и — не находят.

Не видит старик следов того боя, что гремел здесь когда-то. Время и сама природа постарались начисто стереть их с лица земли. Затянулись, заросли травой воронки от мин и снарядов. На месте срезанных осколками берёзок выросли молодые. Осыпались окопы. На крышах дотов и блиндажей зеленеют кусты молодого орешника, крушины, розовеет рябина…

Когда миновали болота, дед Рыгор задержался на секунду, вытер рукавом лоб:

— Жарко.

— Э-гей! Валерка, сюда! — послышался звонкий мальчишеский голос, и навстречу деду и Николаю Николаевичу из кустов выбежал Лёня Кремнев.

— А где же ваш начальник? — спросил у него дед Рыгор. — Или вы одни сюда забрались?

— Архип Павлович вон в тот дзот полез, — показал Лёня. — Позвать его?

— Не нужно. Пусть лазит, если охота, — улыбнулся дед. — А мы тем временем покурим да передохнем.

…И верно, Скуратов был в старом дзоте, прятавшемся под развесистой, похожей на огромный зелёный гриб, сосной. За годы, что прошли после войны, дзот ещё глубже осел в землю, ветер забил его бойницы мусором, и в глубоком сыром подземелье царил такой мрак, что нельзя было разглядеть собственной руки. Архип Павлович достал фонарик и долго светил им. Он внимательно осматривал влажные, покрытые плесенью стены, прогнивший пол, обрушившиеся нары. Казалось, он что-то искал.

Осмотрев пол, Скуратов встал на колени и приподнял одну доску. Под нею, среди обрывков почерневшей бумаги, что-то блеснуло. Архип Павлович наклонился и поднял находку. Это был фашистский орден. Разноцветная ленточка ордена истлела, но сам он был целёхонек и тускло поблёскивал под лучом фонарика.

Скуратов оглянулся, сунул орден в карман и осторожно, на цыпочках, словно боясь, что кто-нибудь услышит его шаги, направился к двери…

Он был уже недалеко от мужчин, сидевших на поваленном стволе векового дуба, когда из-за густых кустов лещины долетел взволнованный голос Валерки:

— Архип Павлович! Что я нашёл!

— Что там такое? — заинтересовался дед Рыгор. — Нужно глянуть. Хоть бы мину какую не выкопал.

Втроём они подошли к Валерке. Он стоял возле старой берёзы и что-то рассматривал на ладони.

— Покажи, покажи, — попросил Казанович. Он взял Валеркину находку, повертел в пальцах. — А знаешь, что это такое? Обыкновенный нательный крест. Такие носили на шее многие итальянские солдаты.

— Итальянские? А как они сюда попали?

— Э-э, неважно ты историю изучал! Неужто забыл, что до сентября 1943 года итальянцы были союзниками фашистской Германии? Да и после некоторые офицеры, заядлые фашисты, оставались в гитлеровской армии.

— Забыл, — смутился Валерка.

— Смотрите, смотрите, вот ещё один крест, только большой!

Все обернулись на Лёнин голос и увидели на траве берёзовый крест. Крест подгнил у основания и упал. В двух шагах от него валялась ржавая каска.

— На нём что-то написано, только не по-нашему, — сообщил Валерка, который успел уже осмотреть крест. — И даже не по-немецки.

— Даже не по-немецки? — с улыбкой переспросил Николай Николаевич и перевёл текст вырезанной на кресте надписи:

  26