51 
Тот покосился на прораба, Краснова, Полуянова, склонившихся над чертежом, и боком решил про-" скользнуть к Григорию.
Когда между ними расстояние сократилось до шага, экскаваторщик зашипел:
– Ты чего приперся? Не видишь, что ли, начальство наскочило, а еще время рабочее!
Полуянов, увидев Григория, улыбнулся и первым поздоровался с ним, как-никак, одногодки, вместе в школу ходили.
– Ты чего приехал?
– Да вот.., это… – Гриша не умел врать.
– Самогон привез? – положил ладонь на синюю пластиковую крышку Полуянов.
– Угу.
– Свой?
– А то чей же? Я в деревне покупать не стану, если уж не выкрутка, то у сестры попрошу.
– Хороший?
– Градусов пятьдесят точно будет.
– А мягкий?
– Как молоко парное, – Григорий посмотрел на экскаваторщика, чтобы тот подтвердил.
– Хороший, – сглатывая слюну, сказал экскаваторщик.
– Угостишь?
Григорий задумался.
– Компания большая, надо еще смотаться.
– У нас выпивка есть, нам попробовать, хочу друзей угостить. Я им всю дорогу рассказывал, какой самогон в Погосте делают.
– У нас лучше всех, вода хорошая. Такой воды нигде в округе нет, – хвастался Григорий.
– Я так понимаю, – прищурившись, говорил экскаваторщик, – копать больше не будем, во всяком случае сегодня?
– Думаю, нет, – сказал Полуянов, глядя на синюю крышку.
Петрович чутко улавливал настроение работодателей. Через пять минут на берегу реки уже стоял импровизированный стол – двое козел, на них хорошо струганные половые доски.
Марина накрывала на стол. Все уже было порезано, оставалось только разложить в пластиковые тарелки. Григорий с экскаваторщиком устроились неподалеку, от приезжих их отделяли кусты. От старой ивы падала тень, вот в ней и устроились.
Краснов собственноручно разлил самогон по пластиковым стаканам. Себе плеснул чуть-чуть, на два пальца, попробовать.
– Ну, за приезд, – сказал Петрович и, чокнувшись, мигом осушил стакан.
Тут же бросил взгляд на бутылку коньяка.
К самогону он был привычен и не считал его чем-то экзотическим.
Марина осторожно понюхала напиток, словно в стаканчик была налита соляная кислота, и брезгливо наморщила нос.
– Керосином пахнет, – наконец поставила она жестокий диагноз.
– Быть того не может! – Полуянов помочил язык в продукте. – Пивал я, конечно, и лучше, но и этот неплох. Только теплый. Хотя холодный самогон – чистое извращение. Лучше всего его пить теплым, прямо из-под крана змеевика.
Краснов выпил и почувствовал, как мгновенно расширились сосуды, а назойливая головная боль сразу улетучилась.
– Ну? – глядя на Марину, спросил Полуянов. – Как тебе?
– Никак не могу решиться.
– Давай одним махом. Это тебе не вино и не коньяк.
Женщина зажмурилась и залпом выпила самогон. Тут же закашлялась.
– Грушин предупреждал, пятьдесят градусов.
– Может, он еще и горит? – поинтересовалась Марина, наконец откашлявшись, и тут же закусила кусочком сыра.
– Горит даже водка. Если сорок градусов есть, то поджечь можно.
Полуянов плеснул немного продукта на стол и щелкнул зажигалкой. По струганым доскам побежал едва различимый голубой огонек. Через несколько секунд доски уже оказались сухими.
– Вот так-то, – назидательно произнес Антон.
Петровича священнодействие не интересовало. Он смотрел на бутылку коньяка, переливавшуюся на солнечном свете.
– Теперь кому что? – спросил Краснов, прикоснувшись к бутылке с коньяком.
Петрович, как человек наемный, не стал выдавать истинных желаний, ждал, что скажет Полуянов.
– Мне самогона.
– Тогда и мне, – решительно сказала Марина. – Мешать спиртное нельзя.
Петрович было уже скис, но Полуянов просчитал ход его мыслей.
– Петровичу коньячины, думаю, потому как самогон для него не в диковину. Он его каждый день если не пьет, то видит.
– Это правда, – признался прораб.
В пластиковый стакан прораба полился коньяк. Краснов по привычке, как делал это в Москве, смотрел в глаза Петровичу, ожидая, когда тот кивнет или скажет «хватит». Петрович умудрился даже не моргнуть, боясь, что спугнет удачу. Пластиковый двухсотграммовый стакан наполнился доверху и даже больше – коньяк стоял в нем выпуклым мениском, и только после этого Петрович произнес:
– Хватит.
Все затаив дыхание следили за тем, как Петрович медленно подводит руку к стакану, бережно берет его, отрывает от досок. Петрович рисковать не любил, вдруг кто стол толкнет. Стакан завис в воздухе, и прораб прошептал:
51 
