6 
Мы понемногу собирали спички, гвозди и особенно заботились о порохе, дроби и пулях. Дядя подарил их достаточно для мальчика моих лет, но что значило это количество для будущего лесного жителя! У меня была копилка, и в ней постепенно набралось порядочно денег. Я вскрыл ее и отдал их Васе, а он исхитрился и уговорил одного рабочего купить нам хороший запас пороху, дроби и свинца.
Наконец, в половине июня, когда все распустилось, воздух и земля окончательно прогрелись, дни стали жаркие, а ночи теплые, мы решились и назначили побег на 12 июня. Меня уже за три дня стала колотить лихорадка. Я не мог ни есть, ни спать. Вася тоже ходил бледный и мрачный.
Мой странный вид начал беспокоить мою мать. Она думала, что я нездоров. Вечером одиннадцатого она пришла ко мне в комнату, когда я лежал уже в постели, и присела на кровать.
— Что это с тобой, милый мой? — проговорила она с невыразимой, кажется, только ей одной свойственной нежностью, — не болит ли у тебя что-нибудь?
От этих звуков всепрощающей любви у меня сжалось сердце, и я весь покраснел. Только в эту минуту я вполне ясно представил себе, что должен, может быть, навсегда расстаться с матерью. Мне захотелось плакать. Я готов был признаться во всем и далеко отбросить наш безумный план, но в то же мгновение мне представился мой решительный Вася и то, что я сам уговорил его, и мне стыдно будет отказаться.
Я промолчал и только крепко, изо всех сил, обнял и поцеловал мать. Она как-то тревожно и печально глянула па меня, отбросила волосы с моего лба, поцеловала меня и проговорила:
— Да и нервный какой ты стал! Впрочем, может быть, это от росту. Ты так растешь, — со временем гигантом, должно быть, будешь. Ну, ложись. Дай я тебя закрою. Мне и самой сегодня что-то очень спать хочется; наверное, очень устала в саду.
Она закрыла меня, благословила и неспешно вышла. Я лежал и горько плакал. Теперь я уже совсем, совсем ясно понимал, что затеял глупое, злое дело, но мое мелочное самолюбие не давало остановиться вовремя и сказать Васе о моем решении прямо. Я был, как и все недостаточно вдумчивые люди, рабом такого самолюбия и действовал, как раб.
Между тем все звуки в доме постепенно затихли. Утомившаяся работой в саду, прислуга улеглась рано и скоро заснула.
Вдруг под окном моей комнаты раздался шорох и за ним три условные удара в стекло. То был Вася. Я вскочил, подбежал к окну, беззвучно отпер его и помог Васе взобраться в комнату. Тележка стояла в саду.
— Все спят, — прошептал он, — одевайтесь скорее!
Я принялся дрожащими руками натягивать на себя сапоги и платье. Вася тихонько доставал из-под кровати все запасенные нами кульки, ящики и свертки. Собравши все это на подоконник, он вылез опять в сад. Одевшись, я подошел и стал подавать ему вещи, а он укладывал их в тележку. Тяжелый ящик с инструментами доставил нам немало хлопот. Наконец, все было уложено. Я оглядел комнату. На письменном столе лежали два моих перочинных ножа, я взял их и положил в карман. Комод с бельем стоял с не совсем притворенным ящиком. Я вытащил из него что попало и спустил к Васе. Он одобрительно мотнул головой. У печки приютился довольно большой ларь из дуба. Он принадлежал моей няне. Я не знал, что в нем лежит, но думал, что иголки, нитки и лоскутья, а потому взял и подал Васе.
— Зачем? — спросил он озадаченно.
— Там все пригодится!
— Пожалуй. Только довольно, не утащить будет.
Я, однако, вернулся еще раз и выбросил два одеяла.
Так отправлялся будущий великий путешественник и просветитель диких стран на долгую лесную жизнь, — без плана, без системы, не думая, что может быть действительно нужным и что лишнее, а просто и бестолково хватая что попадается под руку.
У Васи было все уложено, и он ловко увязал воз. Я помог ему, и наконец мы двинулись в путь. Тележка оказалась на ходу действительно очень легкой. Я заметил, что предусмотрительный и практичный Вася смазал колеса салом, что очень облегчило передвижение.
Ступая как можно легче, мы тотчас же свернули в самую крайнюю аллею сада и спустились к выездным воротам. Вася отворил их мне и тихо сказал:
— Везите пока один, а я мигом догоню вас.
В стороне, в углу сада, среди густой чащи черемухи и сирени стояла баня. Вася побежал к ней и минут через десять догнал меня. За спиной его висело ружье, за поясом торчал топор. Одной рукой он держал под мышкой небольшую оконную раму, другой тащил два железных заступа.
6 
