Вечером того же дня мы возвратились домой. Наша жизнь вошла в обыкновенную, ненавистную для меня колею. Анатоль, Саша и дядя уехали, отец хлопотал по делам. Я опять стал заниматься с матерью, но теперь уже некому было подгонять меня, и я опять заленился.
У меня появилось новое увлечение. Между книгами, которые привез дядя, была одна, которая свела меня с ума так, как я не сходил еще никогда. Это было роскошное издание «Робинзона Крузо». После охоты мне все мерещилась вольная жизнь в лесу, а тут вдруг встретил правдоподобный рассказ о том, как человек прожил один в лесу много лет. Я опять стал фантазировать. Мать несколько раз стращала меня корпусом, рассказывала, какие там строгости, какой порядок, трудная и скучная жизнь. Но я так верил в ее нежность и в то, что она не захочет отдать меня «на такую муку», что не особенно боялся ее угроз и продолжал свое.
Наконец, она пожаловалась отцу. Он был как-то особенно не в духе и не стал даже разговаривать со мной, а только сказал матери:
— В прошлом году я сдался на твои уговоры, поверил тому, что он исправился. Теперь вижу, что ошибся да и тебя измучил. В августе отвезу его в корпус — авось там человеком сделают! А безграмотных пастухов у меня и без него много.
По выражению лица и по тону его голоса я понял, что решение твердо и неизменно. Участь моя была решена! Очень пугало и мучило меня это обстоятельство. Я не спал несколько ночей, стал еще рассеяннее и все придумывал, как бы избежать того, что было теперь уже неизбежно.
Наконец, однажды вечером, начитавшись Робинзона, ночью я придумал выход! Сердце мое дико застучало от радости.
«Не удастся им сделать из меня гладенького офицера! — думал я со злорадным торжеством, совершенно забывая, что под этим «им» подразумевались моя нежнейшая мать и вечно работавший для нас отец. — Дождусь лета и убегу. Если бежать в какой-нибудь город или деревню, — меня поймают и приведут обратно. Так убегу я в лес. Жил же Робинзон, проживу и я! Стрелять я умею даже получше его! Шалаш себе сделаю. А Пятница? — мелькнуло у меня в голове, — вдвоем все-таки как-то лучше. Эх, кабы товарища найти! Вася!» — чуть не крикнул я.
Я заснул совсем счастливый. Моя робинзоновская будущность казалась мне решенной и обеспеченной, а корпус лишился чести иметь в среде своих воспитанников «необыкновенного мальчика» и будущего великого человека.
На утро, когда пришел Вася подать мне умыться, я хитро и осторожно сообщил ему свой план. Но он замахал руками и ногами и вооружился всеми доводами, которые только мог изобрести его наивный ум.
Я несколько опечалился, но не унывал. Я был уверен, что Вася не выдаст меня, а чтобы уговорить его, у меня было впереди еще много времени. Я понемногу разбивал все доводы Васи, что было мне особенно легко с помощью Робинзона и некоторых книг путешествий. Удивительно, право, как извращенный ум человека может обратить даже полезнейшие вещи себе во вред.
Одно неожиданное обстоятельство помогло мне очень скоро убедить Васю. Слух о том, что осенью меня повезут в корпус, скоро дошел и до людских.
В один вечер Вася пришел раздевать меня с опухшими от слез глазами.
— Чего ты? — спросил я.
— Одна, видно, у нас с вами участь, Сергей Александрович! — проговорил он горько. — Заодно с вами и меня отец в Петербург в ученье повезет. В резчики отдать хочет, а я еще раньше от Матвея наслушался, как там мастеровые учат. От одних побоев человек умереть может!
Мне это было на руку! И действительно, Вася согласился бежать со мною и со свойственной ему энергией принялся готовиться к нашей будущей лесной жизни. Он стал припасать веревки, гвозди, обломки кухонных и столовых ножей. Мы задумались, как доставить все вещи на место будущего жительства. Но и тут нашли выход. Чтобы выпросить себе некоторые поблажки в домашней жизни, я стал получше учиться. Для головы, занятой совсем иным, это стоило большого труда, но на этот раз я решился даже потрудиться, лишь бы удалось то, что я задумал. Мать была довольна мною и даже довольно охотно согласилась, чтобы я вместо обеденного моциона ходил в столярную и делал там себе с Матвеем тележку.
Бедный старик не мог надивиться, зачем я затеял такого «Язопа», как он выражался. Но я знал, что чем больше колесо, тем лошади легче везти экипаж, а этой лошадью предстояло быть мне самому. Хотелось также захватить с собой из дому как можно больше необходимых вещей. А потому я настоял, чтобы колеса тележки были как можно выше, кузов узкий (чтобы проезжать между деревьями) и очень глубокий, как ни отговаривал меня Матвей. Оси, шины, шкворни и все остальные части мне сковали на кузнице при нашем кожевенном заводе, выкрасил ее один рабочий маляр-самоучка, и тележка вышла хотя и очень странная с виду, но как раз соответствовавшая моим целям.