Константин Вронский
Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей
Введение
– …Месье Фиглярин! – голос великого поэта был резок, все посетители книжной лавки Судьина как по команде повернули к ним головы. Фаддей вмиг подобрался, видя, как летит через столик последний номер издаваемого им журнала. – Вы и ваша пачкотня только позорите русский язык и народ его! Не устали пасквили публиковать? – издевательским тоном осведомился великий поэт, нехорошо усмехаясь, отчего его несомненная схожесть с обезьяной стала еще заметнее.
– Вы ведь даже не читали, милостивый государь, – поморщился Фаддей.
– И не собираюсь! Я, Фиглярин, не имею чести вас знать, да и не желаю, откровенно говоря!
Виельгорский с Карамзиным одобрительно захихикали.
Булгарин подхватил цилиндр и пошел прочь – вступать в перепалку не хотелось.
– Фиглярин! – торжествовал великий поэт, поглаживая бакенбарды. – Бросайте витийствовать ни о чем! Жизни ведь все равно не знаете…
Ледяной холод сковал сердце и мозг Булгарина, а происходящее волновало его не больше чем разлетевшийся на отдельные листочки журнал.
И тут великий поэт крикнул:
– Учтите, Фиглярин! Я всегда приношу несчастье тем, кто мне неприятен…
На улице мирно падал снежок. Фаддей подставил разгоряченное лицо холодным снежинкам. «Витийствовать», «Фиглярин»… Может, и впрямь бросить все к чертям. Может, и впрямь жизни не видел, не знает.
Булгарин прикрыл глаза.
…Они лезли по горе мертвых человеческих тел.
Взобравшись на верхотуру холма смерти жуткого, Фаддей сдавленно охнул. Мост второй действительно обрушился, а в воде захлебывались гибелью ледяной люди. И несть им числа.
Полина! Кричит, его зовет!
– Что? Что такое?!
– Фаддей! Там внизу ребенок! Девочка!
Он сначала и не понял даже, что говорит она ему.
– Бежим, Полиночка, прошу тебя, бежим!
– Девочка плачет, Фаддей! Мы помочь ей должны!
И только сейчас Булгарин увидел маленькую девчушку, годка два всего, не больше. Плача отчаянно, она стояла у тела убитой лошади, что единственное ее спасало от безжалостных сапог ищущих избавления из ада взрослых.
Господи, не дай бог, Полина к девчушке обреченной побежит!
– Полина-а, мы не можем помочь ей ничем! Это невозможно!
– Мы должны! – выкрикнула Полина в отчаянии. Оглянулась по сторонам. И поползла вниз к девчушке.
И ведь добралась, добралась! Вон с улыбкой на руки берет, слезы с грязненькой мордашки утирает. Шепчет что-то.
Только он к ним повернуть хотел, взорвалось в воздухе что-то со свистом.
– Полина! – грохот взрыва перекрыл крик его. Граната.
Фаддей скатился по горухе тел. Чей-то сапог по лицу его пришелся, крови вкус на губах почувствовал.
Вокруг него по земле катались люди в агонии. Полина! Господи, где же Полина? Фаддей спотыкался о разорванные тела, к ней рвался. Где же она, господи?!
…Она лежала навзничь. Глаза широко раскрыты, кричат глаза о боли невыносимой. И губы дрожат слабо-слабо.
– Полинушка… Полинушка, что же ты наделала… Полинушка, – нежно прошептал Фаддей, ласково поглаживая ее слипшиеся от крови волосы. – Не могли же мы взять с собой девчушку-то.
– Фаддей… прости меня, Фаддей, – стон в ответ, стон виноватый. – Но она… мне так жаль ее…
– Все хорошо… Все хорошо, Полинушка, – прошептал Булгарин, сглатывая комок, злобно его душивший. – Ты… добрая… ты очень добрая у меня, Полинушка…
Она закашлялась, дернулась, пытаясь подняться. А он дрожал всем телом, чувствуя, как льется по рукам ее такая горячая, такая живая кровь.
– Фаддей, я… я умираю, да? – простонала Полина. – Но… но ты не горюй… не смей, слышишь? Я… я бы все равно не смогла… не смогла до дома добраться. Ты… ты же знаешь… сил у меня совсем не осталось… Устала я…
Фаддей отчаянно замотал головой.
– Нет! Нет, Полинушка, не умрешь… не умрешь ты. Мы дальше с тобой отправимся… Я домой тебя отведу, к дядюшке твоему, – прошептал он, зная прекрасно, что говорит неправду, пред богом лукавит…
Часть первая
СЧАСТЬЕ – БЛУДНАЯ ДЕВКА
Начало 1812 года
1
Граница была совсем близко.
Он чувствовал ее, как чувствуют любимую женщину. Где-то за темными скелетами деревьев, спеленутых снежным саваном, – граница, а за ней – долгожданная свобода.
Сердце забилось быстрее, утомленный взгляд вновь становился зорким. Как мчится по дороге домой коняга, почуявший родное стойло, так рвался он к границе. Быстрее, быстрее, быстрее…