— Надеюсь, у тебя есть, что в нее положить?
Фагот стоял и глупо ухмылялся. Роза бухнула портфель на тумбочку в прихожей и открыла крышку.
— Здесь не ладонь нужна. Вор присвистнул:
— Круто.
— Пятьсот тысяч, но мне кажется, мы все равно продешевили.
— Тихон, самое главное — не деньги. Кипиш сейчас уляжется. Блатных в покое оставят.
— Как ты это сделал?
— Какая разница?
***
Было еще не очень поздно. Глеб съехал с дороги на проселок, затем прошел пешком метров двести, взобрался на знакомый пригорок. На плече была спортивная сумка, в кармане куртки — мобильный телефон. Он подошел к знакомой сосне, взглянул на часы. «Ну вот, сейчас все и произойдет. Это лишь первая часть большого спектакля».
Глеб расстегнул молнию, вытащил бинокль, бережно протер его, приложил к глазам окуляры. Он видел, как к дому Гусовского подъехал джип, как из него выбрался ювелир Хайтин и вошел в дом. Он мог лишь предполагать, что сейчас происходит либо в кабинете, либо в гостиной особняка — шторы были плотно задернуты. Время от времени он поглядывал на часы.
Наконец, он увидел, как сияющий от счастья Хайтин покинул дом, и джип увез его в направлении города. Затем он увидел Никиту и Розу, они покинули дом с сумкой. Лишь после этого Глеб набрал номер телефона Потапчука:
— Это я, — сказал он.
— Узнал, — усталым голосом произнес Потапчук.
— Федор Филиппович, хотите, скажу вам одну новость?
— Ну, какую же ты мне новость скажешь?
— Берите людей, понятых. Ваш любимый бриллиант сейчас находится в доме Гусовского.
— А ты где сейчас находишься?
— Я нахожусь неподалеку. Но пока вы приедете, меня здесь уже не будет.
— Где ты будешь?
— Я вам сообщу.
Глеб ехал в направлении Москвы и увидел четыре машины. Узнал «Волгу» Потапчука, которая следовала за двумя микроавтобусами и джипом.
«Быстро работают! — подумал Глеб, выезжая на кольцевую. — Мальчишка, значит, уже в городе. Пусть так и будет. Мальчишка-карманник и его наставник получили свое, они честно заработали деньги. Если бы не они, разговор с Гусовским у Потапчука наверняка не сложился бы. А теперь, Глеб, успокойся, сосредоточься. У тебя сегодня еще очень важное дело, может быть, самое важное за последние несколько месяцев».
Двери учебного центра охранного агентства «Багира» были захлопнуты. Глеб нажал на кнопку звонка, и в окошке появилась голова коротко стриженого немолодого мужчины.
— Добрый вечер, — сказал Глеб. — Мне нужен Алексей Геннадьевич.
— Он что, вас пригласил?
— Да, — сказал Глеб.
— Сейчас пойду спрошу. Вы кто?
— Скажите, Павел. Мы с ним давеча в бильярд играли.
Коптев сам вышел встретить Глеба. Он был в камуфляжной куртке и джинсах. Куртка была надета поверх майки с длинными рукавами, на мускулистой шее висели наушники.
— А я думал, ты никогда не приедешь, — протягивая руку, произнес Коптев.
— Ты же пригласил меня пострелять, я и приехал.
— Пойдем, пойдем, — Коптев приобнял Глеба за плечи, спускаясь по крутым ступенькам. — Ты на машине? — спросил он.
— Да, за рулем.
— Значит, пить не будешь?
— Значит, не буду, — сказал Глеб. — Я не за этим приехал.
— Что, руки чешутся, пострелять хочется?
— Не так, чтобы очень, но почему бы и нет?
Они шли по узкому коридору. Над головой сверкали лампочки, забранные в проволочные колпаки. Коптев легко открыл тяжелую железную дверь. По дороге он заглянул в комнатку и сказал:
— Ребята, сегодня можете быть свободны. Вы хорошо поработали.
Трое мужчин, одного из которых Глеб видел прежде, поднялись со стульев. Они знали, если шеф говорит уходить, значит, так надо и спорить бессмысленно. Они с уважением посмотрели на Глеба.
«Наверное, какой-то важный тип, — решили все трое, — лишь бы кого Геннадий Коптев в тир не водит. Может быть, сослуживец?» Дверь за ними закрылась. В тире остались Глеб и Коптев.
— Бери наушники, а то от шума голова заболит, акустика тут такая... гулко.
Глеб взял, но надевать их не спешил. Тир был небольшой, но оборудованный отменно. Все мишени двигались, освещение прекрасное.
— Так ты говоришь, на Диксоне служил?
— Ага, на нем самом, родимом.
— И как служилось?
— Ничего себе. Только скука смертная.
— Значит, там на бильярде играть намайстрячился?
— Да. Из всех удовольствий только бильярд и был.
— Ни женщин, ни карт, ни вина?