Особенно,... 
19 
Пятьдесят с небольшим километров, отделявшие сторожку Нефедова от железнодорожной платформы в Завидово, стоили Федору Григорьевичу десяти лет жизни. Так, во всяком случае, показалось ему лично.
Мотоцикл, тарахтя, несся по ухабистым лесным дорогам, содрогаясь всем корпусом, опасно кренясь и с плеском проскакивая огромные, не просыхающие до самых морозов лужи. Порой Илларион сворачивал с дороги на какие-то тропы, о существовании которых Федор Григорьевич даже не подозревал, и тогда егерю приходилось крепко зажмуривать глаза, чтобы ненароком не закричать, наподобие нервной девицы. Нервной девицей он не был, но стиль езды Иллариона Забродова мог довести до слез кого угодно.
Наконец, эта пытка закончилась. Ощущая во всем теле непривычную легкость новорожденного, а в голове шум и кружение, егерь нетвердой поступью направился к пивному ларьку. Через несколько минут к нему присоединился Забродов, успевший приобрести билет на электричку.
В ожидании поезда они успели выпить по два бокала пива, и егерь немного отошел — как раз настолько, решил Илларион, чтобы без приключений вернуться домой. Забродов вежливо, но твердо отклонил предложение хлопнуть еще по бокальчику, пожал Нефедову руку и вскочил в подошедшую электричку из Твери.
Кое-как устроившись на жесткой и неудобной скамье, Илларион помахал рукой оставшемуся на перроне Нефедову, который очень колоритно смотрелся в толпе благодаря своему брезентовому дождевику, форменной фуражке и рыжим кирзовым сапогам. Он живо напомнил Иллариону другого егеря, но Забродов прогнал воспоминания. Сейчас у него не было настроения заниматься подсчетом потерь и расковыриванием затянувшихся ран.
Для этого еще будет время, когда ему стукнет лет семьдесят — конечно, в том случае, если он доживет до столь преклонного возраста.
Электричка, наконец, тронулась, за пыльным стеклом проплыла и внезапно оборвалась полупустая платформа, мелькнули, ускоряя бег, и остались позади дома и огороды, и Илларион отвернулся от окна. Ему предстояло провести в дороге почти два часа, и Забродов с удивлением обнаружил, что это тяготит его. Он настолько отвык пользоваться общественным транспортом, не говоря уже об электричках, что сейчас испытывал по отношению к мстительному односельчанину Нефедова гораздо большее раздражение, чем когда обнаружил, что «лендровер» выведен из строя. Ему даже пришлось напомнить себе, что он не депутат Госдумы, а бывший спецназовец и, в принципе, способен спокойно переносить куда большие неудобства, чем двухчасовая поездка в пригородной электричке.
«Надо же, — подумал он, закрывая глаза, чтобы не видеть, как трое испитых субъектов напротив трясущимися руками откупоривают бутылку бормотухи, — это же надо, до чего я докатился! Без своей машины и своей квартиры я уже не человек! Все время что-то мешает, как камешек в ботинке, раздражает, выводит из равновесия, а когда копнешь глубже, обнаруживается, что ты просто потихоньку становишься старым брюзгой, которому надо, чтобы его посадили в уютное кресло с книгой в руках и оставили в покое… не забывая, впрочем, регулярно кормить. Закисли вы, товарищ капитан, на пенсионерских хлебах, плесенью покрылись. Ай-яй-яй…»
Сразу после Клина в вагон вошли ревизоры. Илларион рассеянно предъявил свой билет и снова закрыл глаза, все еще пытаясь уснуть, чтобы скоротать время.
Из этой затеи ничего не вышло — через минуту его внимание привлек набиравший обороты где-то за его спиной инцидент, грозивший, судя по всему, перерасти в полновесный скандал.
Обернувшись на шум, Забродов обнаружил, что все четыре ревизора собрались в кучу, обступив дремавшего в уголке у окна бородатого гражданина, который, похоже, наотрез отказывался просыпаться и «предъявлять билетик». Гражданина трясли за плечо, окликали и толкали под бока, но он оставался безучастным к потугам ревизоров.
— Во дает, — сказал кто-то. — Мне бы такой сон.
— Выпей пару литров, и у тебя такой будет, — оборачиваясь на голос, проворчал один из ревизоров. — Ну, что с ним делать? — обратился он к сослуживцам.
— Милицию вызвать, — ответил один из них. — Пускай снимают его с поезда к такой-то матери.
— Ишь, какой быстрый! — вступилась за сонного пассажира сидевшая рядом с ним старушка с кошелкой. — Чуть что, сразу высадить. Смотри, как бы я тебя самого не высадила!
— Вы потише, мамаша, — примирительно сказал ревизор. — Я на работе, а он безбилетный.
19 
