Особенно,... 
48 
Она всхлипнула, а затем, не удержавшись, расплакалась.
– Не надо плакать, – мягко произнес Бахрушин, – все будет хорошо.
Главное, что Андрей жив, – но особой уверенности в голосе Леонида Васильевича не было.
– Я ненавижу себя! – пробормотала Людмила. – Это из-за меня он обгорел.
А плачу я потому, что жалею себя.
– Не наговаривай на себя.
– Да-да, – торопливо говорила Людмила, – ни вы, ни он, а я виновата.
– Глупости, – полковник взял девушку за руку. – И не вздумай себя укорять. В этом есть вина каждого из нас.
– Я сама настояла на сегодняшней встрече.
Леониду Васильевичу было неудобно выслушивать откровения девушки, о которых, как он понимал, она сама пожалеет.
– Я же видела, он занят, у него не было сегодня на меня времени…
– Вот и приехали. – Машина остановилась у бетонного крыльца. – Ты уверена, что можешь быть сегодня одна?
– Вам надо ехать, – ушла от вопроса Людмила.
– Все будет хорошо.
Она зашла в лифт и на прощание взмахнула рукой. Створки сошлись.
Бахрушин беззвучно выругался и шлепнул ладонью по лбу:
«У нее же ключей от квартиры нет, все ее вещи сгорели в тире!»
Слава богу, бежать ему пришлось не очень высоко, Людмила жила на четвертом этаже. Запыхавшийся Бахрушин уже стоял на площадке, и когда створки кабины разошлись, Людмиле показалось, что она никуда и не уехала. И лишь взгляд, брошенный на номер квартиры, убедил ее, что она находится на четыре этажа выше, чем прежде.
– Твоя квартира?
Людмила кивнула. Она не знала, как попасть внутрь и лишь всхлипывала.
Бахрушин нагнулся, осмотрел замок. Эта дверь была простая, не металлическая, если бы понадобилось, такую можно было легко выбить.
– Ключи есть у соседей, – вспомнила Людмила.
– Погоди, не стоит тревожить людей среди ночи.
Бахрушин похлопал себя по карману и отыскал пластиковую телефонную карточку. Сунул ее в дверную щель напротив замка. Когда ощутил, что та уперлась в язычок, плавно надавил на нее. Дверь открылась.
– Видишь, ты и не знала, что у тебя дверь с электронным замком, который открывается магнитной карточкой, – усмехнулся Бахрушин.
– Боже мой, как это легко для тех, кто умеет!
– На, держи запасной универсальный ключ, – сказав это, Бахрушин положил пластиковую карточку на тумбочку в прихожей и подмигнул Людмиле. – Все будет хорошо, и мы все вместе – ты, я и Андрей – выпьем в вашем тире.
Эти слова он произнес вслух, а про себя подумал: «Только неизвестно, как скоро. Ну и дурак же я – проклинал себя Бахрушин, сбегая вниз по лестнице, – знал, что это может произойти. Вернее, должен был знать и не принял мер предосторожности. Автоматы охранял, а человека? Я сам не лучше многих генералов, которые человеческую жизнь ни во что не ставят».
Несмотря на то, что Бахрушина терзали угрызения совести и он нервничал, в машину он сел абсолютно спокойно. Мягко закрыл дверцу. У него имелось правило: техника и мебель не виноваты в том, что тебе плохо.
– Поехали.
Шофер даже не переспросил куда. Он слышал разговор по телефону с Комбатом и помнил его адрес.
– Посиди в машине, а я поднимусь, – глядя на горевшие три окна квартиры Комбата, произнес Бахрушин.
Вскоре шофер уже видел Леонида Васильевича сидевшим на кухне у Самого окна. Полковник что-то оживленно доказывал Борису Рублеву, махая правой рукой с зажатой между пальцами сигаретой так же часто и сильно, как машет дирижер, управляющий большим оркестром, хотя и слушателей-то у него и было всего – Комбат да Мишаня Порубов.
– Не в моих правилах, Леонид Васильевич, людей осуждать, – веско произнес Рублев. – Если чувствуете за собой вину, значит, она есть. Ну что ж теперь делать, – махнул рукой Комбат, – последнее дело – между своими разборки устраивать. Да и не виноваты вы по большому счету, Леонид Васильевич.
Порубов во время этого разговора практически молчал. Во-первых, он плохо знал полковника Бахрушина, а во-вторых, не понимал, какая связь между Подберезским и ГРУ, ведь ребята Комбата уже давным-давно оставили армию и если бы ни встреча в Смоленске, то Порубов только по праздникам и вспоминал бы, что он бывший десантник.
Комбат сидел, понурив голову:
– Доктора не врут? – глухо спросил он.
– Насчет Подберезского? – так же глухо спросил Бахрушин, избегая глядеть в строну Рублева.
– Конечно. Доктора они всегда любят преувеличивать, чтобы потом свои заслуги в лучшем свете выставить.
48 
