129 
Уже выйдя на улицу и вдохнув свежий прохладный воздух, Потапчук вспомнил о своем обещании держать Сиверова в курсе дела. Он взглянул на часы – половина третьего ночи.
«Пусть спит, – решил Федор Филиппович, – ведь он пообещал поспать и за меня. Зачем тревожить?»
Телефон так и остался в кармане плаща. А генерал сел на заднее сиденье своей машины и устало откинул голову на округлую спинку сиденья.
Но он ошибался. Глеб Сиверов в этот момент не спал, он сидел, держа в пальцах зажженную сигарету, и смотрел в одну точку на стене, словно медитировал. По его лицу невозможно было бы понять, о чем он сейчас думает. То на его губах появлялась улыбка, то уголки губ опускались, и лицо становилось грустным, немного похожим на маску Пьерро.
Не отрывая взгляда от воображаемой точки на стене, Сиверов глубоко и нервно затягивался, и тут же рука с сигаретой безвольно опускалась.
Слепой решил оставшееся время использовать с максимальной пользой. Он все время ставил себя на место предполагаемого убийцы, просчитывая один вариант за другим. В отличие от Потапчука, у него не имелось плана зала, но ему однажды случилось побывать в президиуме Академии наук. А с его цепкой памятью он мог восстановить в деталях все хоть раз виденное. Глеб даже вспомнил, какая обивка на креслах, какого цвета задник на сцене и из какого материала он сделан. Это был вишневый бархат, обивка кресел – коричневая, подлокотники – дубовые. Он словно ходил по залу, ему даже казалось, он слышит гулкие шаги в пустом помещении.
"Надстройка над сценой – место, конечно, подходящее для снайпера. Но маловероятно, что им воспользуются. Потапчук перекроет выходы на крышу, расставит охрану. Нет, с этой стороны опасаться нечего… Остается проекционная. Она хороша тем, что связана с залом лишь амбразурами, отгорожена толстой стеной и после выстрела можно быстро опустить противопожарные металлические заслонки. И выхода из нее всегда два – один в фойе, другой пожарный. Но, ясное дело, Потапчук учел и это, и там перекроют все выходы. Запасные выходы из зала тоже будут под охраной. Остается только парадный вход. Киллер наверняка придет вместе со всеми. Не поставишь же арку металлоискателя на входе, не прогонишь через нее всех, пришедших на похороны? Да и много ли толку с арки, если ее и поставить? Не тормошить же людей, пришедших на похороны, из-за связки ключей, портсигара, металлических пряжек? Этого никто не сделает.
Одного человека, пытающегося пробраться в здание через крышу, через черные ходы, заметить легко, но когда приходит толпа, затеряться в ней – плевое дело, особенно для профессионала. И какие списки не составляй, всех посетителей не учтешь. Да и наверняка приедут члены правительства со своей охраной, это внесет лишнюю сумятицу, люди Потапчука станут отвлекаться… Еще остаются квартира академика и крематорий…"
Но эти варианты Глеб тут же отбросил, как и вариант с рестораном, где намечалось провести поминки.
Глава 19
Гражданская панихида по академику Лебедеву была назначена на четырнадцать ноль-ноль. К этому времени все было уже готово. Гроб установили на подиум, вдова, дочь и родственники заняли свои места. Зазвучала тихая музыка. Свет в зале горел на одну треть, лишь яркий луч театрального софита светил на подиум с гробом, в котором с загадочной улыбкой на лице лежал академик Лебедев. Лицо было таким, словно старику лишь перед самой кончиной открылась тайна бытия, он ее узнал, улыбнулся и покинул этот мир, так и не успев никому сообщить о своем удивительном открытии.
Ко входу в Академию подъезжали машины, очень медленно, никто из водителей не позволял себе резко тормознуть или просигналить. Все происходило в почтительной тишине. Даже двери открывались и закрывались без щелчков и хлопков. Как правило, сначала из машины на асфальт ставилась одна нога и лишь через несколько секунд вторая. Затем медленно выбирался очередной уважаемый известный академик преклонных лет, очередной претендент на гражданскую панихиду.
Старые люди сдержанно кивали друг другу, ведь они давным-давно встречались только на похоронах и смотрели друг на друга, словно говоря: сегодня он, а завтра, может быть, я или ты. А затем, поддерживаемые под руку родственниками, ученые с цветами в руках медленно тянулись по широкому проходу к сцене.
Многие подходили к гробу, шептали Надежде Алексеевне и Вере Ивановне слова утешения, специально приготовленные к этому случаю, положив цветы, замирали у гроба, чтобы затем так же медленно отойти, слиться с толпой и освободить место для других. Молодежи было не очень много. Никто не покидал зал, люди лишь прибывали и прибывали.
129 
