84 
– Военно-политического, – вздохнув, "признался" Глеб. – Львов, восемьдесят седьмой год...
– Не повезло, – посочувствовал хозяин. – Получить профессию непосредственно перед тем, как она перестала существовать, – это, наверное, невесело.
– Как серпом по... гм, – согласился Глеб.
Уточнять, каким образом сам Каманин с ходу определил, что приведенная цитата принадлежала именно Карлу Марксу, он не стал. Сам-то он в ответ на вопрос хозяина бесстыднейшим образом солгал, а долг, как известно, платежом красен. Да и какая, в конце концов, разница, откуда этот новоявленный храмовник так хорошо знает Маркса? Может, он активный член КПРФ, выгодно отличающийся от своих товарищей по партии умением читать и даже понимать предложения, в которых больше пяти слов. А может быть, Маркс просто его любимый писатель... Писатель-фантаст. Он же козел-провокатор. Были, говорят, в старину на бойнях такие козлы, которых содержали там с единственной целью – встречать, возглавлять на правах старожила привозимый на убой скот и завлекать его в убойный цех. Вот и этот Маркс такой же. Сам-то прожил в сытости и уюте, а столь горячо обожаемому им пролетариату на доброй половине земной поверхности устроил-таки веселенькую жизнь. Вот что значит полное отсутствие или хотя бы недостаточная бдительность проклинаемой всеми цензуры...
– М-да... – протянул Каманин. – Ну, раз вы сами все знаете, зачем спрашивать, почему этот орден, а не какой-то другой? Орден храма у всех на слуху, овеян множеством легенд, да к тому же не успел тут, у нас, напакостить.
– Ну, а как у вас с сохранением орденских традиций? – поинтересовался Глеб.
Андрей криво ухмыльнулся.
– Какие, собственно, традиции вы имеете в виду? – спросил он. – Быков в камине мы не жарим – времена не те, камины обмельчали, да и быки вздорожали. Королевскую казну охранять нам не доверяют – специалистов по этой части нынче хватает без тамплиеров, и вооружены они не мечами. И вообще, вы отдаете себе отчет, что главная, как вы выразились, традиция любого духовно-рыцарского ордена, цель его существования – насаждение огнем и мечом святой католической веры, а также организация походов в Палестину с целью изгнания иноверцев из окрестностей Гроба Господня? И как, по-вашему, мы должны эту традицию хранить и соблюдать? В Палестине сейчас и без крестоносцев хватает любителей пускать кровь...
– Кстати, о крови, – аккуратно, как ему показалось, свернул разговор в интересующее его русло Глеб. – Я вижу, клинки у вас нарочно затуплены...
– Ну, достоверность исторической реконструкции тоже имеет свои границы. Уголовный кодекс еще никто не отменял. Помню, лет пять-шесть назад, когда еще и клуба-то как такового не было, мне один мастер выковал настоящий меч. Эх! Вот это был клинок! Выпустишь из руки шелковый платочек, подставишь лезвие – платочек пополам!
– Ого, – почтительно изумился Сиверов. – И где же он теперь?
– Избавился. Подарил кому-то из рижских... гм... коллег. Сами посудите, зачем он мне дома – колбасу резать? В руках подержать приятно, глаз радует, а дальше что? На дачу его отвезти, дрова рубить? Милиция и так на нас косо смотрит – все ждут, дурачье, когда мы кому-нибудь башку снесем. И потом, это ведь как про театр говорят: если, мол, в первом акте на сцене висит ружье, значит, в третьем оно непременно выстрелит. На кой ляд мне такой соблазн?
– Да, соблазн... – Глеб легонько постучал ногтем по полированному клинку "парадного" меча, и тот отозвался чуть слышным металлическим звоном. – Соблазн действительно велик. Тянет, наверное, владея уникальными приемами боя и средневековым оружием, хотя бы разочек пустить все это в ход. Стрелять по жестянкам и фехтовать на резиновых палках – совсем не то. Оружие – оно ведь как будто включает в человеке генетическую память, будит в нем охотника и воина, само вызывает агрессию, подталкивает, шепчет... Верно?
– Пожалуй, – сосредоточенно ковыряясь в кольчуге, не очень решительно согласился Каманин.
– А не было случаев, чтобы кто-нибудь этому искушению поддался? – самым невинным тоном поинтересовался Сиверов.
Андрей медленно опустил на колени свое рукоделие, отложил плоскогубцы и уставился Глебу в лицо тяжелым, неожиданно неприязненным взглядом.
– Слушай, ты, корреспондент, – сказал он, роняя слова, как булыжники. – Ты такой же корреспондент, как я – папа Иоанн Павел Второй. И Карла Маркса ты на память зубрил не в Львовском военно-политическом, а в милицейской академии. А может, в школе КГБ. К чему ты клонишь? Неужели нельзя прямо сказать, что тебе от меня надо?
84 
