109 
Он когда-то не сильно ошибся насчет Метро. Кто знает, вдруг и тут попал в точку?
– Приблизительно, – подтвердил Полежаев. – Вас что-то смущает?
Я смерил его взглядом:
– Естественно. Вы представляете, как это выглядит со стороны?
– А что вас, собственно, смущает? Пришлось принять на некоторое время человеческий облик. Если желаете, вновь трансформируюсь в туман или нечто иное, на ваше усмотрение.
– Может, в лампу заберетесь?
Полежаев усмехнулся, покачал головой.
Понятно, про Аладдина он тоже слышал.
Я спросил:
– Уже пришли к какому-нибудь выводу?
– Практически да. Осталось еще несколько формальностей.
– И какое резюме? Не огласите?
Полежаев покосился на лежавшую Катю, потом вновь перевел взгляд на меня:
– Отрицательное. Люди – язва этой планеты. У них нет будущего. Думаю, к моему мнению прислушаются.
– Не объяснитесь?
– Разве я обязан перед вами отчитываться? – удивился Полежаев. – Достаточно и того, что я тут уже несколько минут распинаюсь исключительно из чувства симпатии.
– Вы мне симпатизируете? – пораженный, прошептал я.
– В некоторой степени. Вы на редкость стойкий человек. Несколько раз меня даже удивили, а ведь я много чего повидал. Но не обольщайтесь на свой счет. Все кончено. В скором времени никто не вспомнит о том, что когда-то на Земле жили люди. Все вернется на круги своя.
– Но почему? Почему вы не оставите нас в покое, не дадите нам шанс?
– Потому что мы слишком устали. Эксперименты с человеком разумным исчерпали себя. Тупиковая ветвь эволюции.
– Эксперименты, говорите? Големы – тоже ваших рук дело?
– Увы, – вздохнул он. – С ними у меня тоже не очень ладно получилось. Зато есть пища для анализа.
– Сволочь ты, Полежаев.
Он пожал плечами:
– Я на тебя не в обиде. Честное слово.
– Если я убью тебя, это что-то изменит? – Я попытался надавить на спусковой крючок, но пальцы по-прежнему не слушались меня.
Я застонал от боли и обиды.
– Ровным счетом ничего, – чеканя каждый слог, ответил Полежаев. – Меня нельзя убить.
Я ощутил за спиной дуновение ветра, инстинктивно обернулся. Увиденное поразило меня будто молния.
Стены раздвинулись, откуда-то из черноты в комнату шагнул Игорь Белых, бледный и сосредоточенный.
– Привет, Саня, – поздоровался он. – И тебе… Сергей Владимирович, тоже.
Лицо Полежаева переменилось, на нем появилась растерянная и в то же время злобная гримаса.
– Ты? – удивленно прошипел он. – Уходи отсюда, я тебя не звал.
Игорь улыбнулся, но улыбка эта могла заморозить небоскреб.
– Меня не надо приглашать. Я у себя дома, а ты, – он вперил указательный палец в Полежаева, – загостился. Уходи по-хорошему, иначе…
– Что «иначе»? – рассмеялся Полежаев. – Даже в своих владениях ты слаб как ребенок. Тебе не сладить со мной.
– Одному не сладить, – кивнул Игорь. – Но я не один. Саша, ты со мной?
Он повернулся ко мне, положил руку на плечо. Я ощутил, как по телу пробежали электрические импульсы. Вслед за ними исчезли незримые путы. Я облегченно вздохнул.
Тело вновь подчинялось законному хозяину. Это хорошо, это правильно.
– Я с тобой, Игорь, – сказал я и нажал на курок.
Бездыханный труп Полежаева свалился к моим ногам.
– Все кончено? – спросил я.
Игорь помотал головой:
– Все только начинается. Не боишься?
– С тобой нет.
– А без меня?
– И без тебя не боюсь. Но, если что, ты ведь поможешь?
– Помогу, – кивнул Игорь и снова шагнул в черноту.
Я склонился над Катей, потряс ее за плечи, а потом, когда это не подействовало, поцеловал.
«Спящая царевна» широко распахнула глазки. Я увидел в них свое отражение и едва не задохнулся от счастья.
– Поцелуй еще, – попросила она.
Разумеется, я тут же выполнил ее просьбу. А потом еще одну и еще.
Местные нашли нас гораздо позже. Просто удивительно, что у них хватило выдержки деликатно постоять за дверью, пока мы с Катей приводили себя в порядок.
Что касается Генерала, он не сумел избежать возмездия. Добрынин позвал нас в просторное помещение, облицованное кафелем. Раньше это был общественный туалет, но даже после пришедшей нашему миру крышки тут поддерживали идеальную чистоту.
Генерал стоял, прислонившись к стене. Усталый, грязный. На лице кровавые разводы. Очевидно, ему крепко досталось, но когда именно, меня волновало меньше всего. Возможно, приложили во время захвата, а может, и после того, как он поднял руки и сдался. Для людей, чью кровь он брал без зазрения совести, это было не принципиально.
109 
