Каждый раз, возвращаясь в родную Барселону, я чувствовал себя здесь все более и более чужим. Мне казалось, что все прохожие почему-то смотрят не на идущих им навстречу людей, а на свой пупок, улицы выглядят какими-то холодными и неуютными, а дети — замкнутыми и молчаливыми. Мои прогулки по городу неизменно заканчивались тем, что я забредал в кварталы, населенные выходцами из арабских стран и Латинской Америки, где люди при встрече громко приветствуют своих знакомых, а иногда даже обнимаются. Что касается незнакомцев, идущих по тротуару навстречу друг другу, то они смотрят один другому прямо в глаза. Как ни странно, я чувствовал себя психологически наиболее комфортно — так сказать, «среди своих» — не в стилизованных кафе типа «Старбакс», а в арабских заведениях, где публика состоит в основном из алжирцев, хотя по-арабски я знал всего лишь несколько слов. Возможно, все это являлось следствием моего долгого пребывания в зарубежных странах, в которых я хотя и был чужаком, но никогда там себя таковым не чувствовал. Посидев немного в баре и купив там большую бутылку «Блу Бомбей Драй Джин», я зашел в кафе и поужинал кебабом из баранины (я пристрастился к этому блюду, когда был в Египте), а затем степенным шагом направился домой, на свое ночное свидание с бутылкой джина. По дороге я слушал растекающиеся по окрестным улочкам аккорды гитары, представлявшие собой вольную интерпретацию знаменитой мелодии «Между двумя водами».
Я проснулся позже, чем намеревался, и, чувствуя себя измученным и одиноким, решил принять холодный душ (в моей квартире по-прежнему не было газа), чтобы привести свою нервную систему в нормальное состояние. Вытираясь перед зеркалом и разглядывая свое отражение, я заметил, что, если не считать темных кругов под глазами, у меня был вполне приличный вид. Конечно, я не мог похвастаться мускулатурой спортсмена, но, тем не менее, имел хорошую физическую форму, а загар на моей коже от долгого пребывания на солнце выглядел как ее естественный цвет. И хотя я не рискнул бы сравнивать себя с Брэдом Питтом, личный жизненный опыт свидетельствовал о том, что я был вполне привлекательным для определенного типа женщин, что позволяло мне легко находить себе подходящую компанию, когда я вдруг начинал тосковать по нежной женской коже.
Затем меня начали мучить сомнения, какой именно прием пищи следует себе устроить — завтрак или обед. Стоя у кухонного шкафа, я переводил взгляд с банки с шоколадной пастой на банку с фабадой[4] и размышлял, чем же лучше попотчевать себя в это время суток, которое вполне подходило как для позднего завтрака, так и для раннего обеда. Наконец во мне победил лакомка и я, наклонившись над столом, стал с удовольствием намазывать шоколадную массу на ломтик батона, то и дело поглядывая на лежавший в центре стола небольшой зеленоватый колокол, рядом с которым все другие предметы казались банальными и никчемными.
Ровно в назначенное время раздался зуммер домофона, а двумя минутами позже в мою дверь громко постучали костяшками пальцев. Когда я открывал дверь, моя рука, по правде говоря, слегка дрожала, потому что я не виделся с профессором Кастильо уже много лет — почти с того самого дня, когда погиб мой отец. И хотя вчерашний телефонный разговор с профессором меня немного успокоил, я пока мог только догадываться, как он поведет себя со мной после столь длительного перерыва в нашем с ним общении.
Однако все эти сомнения терзали меня недолго — ровно столько времени, сколько мне понадобилось на то, чтобы открыть дверь.
Я увидел перед собой хорошо знакомую фигуру старого друга моего, ныне уже покойного, отца. Несмотря на то, что теперь профессор Кастильо показался мне не таким высоченным, как раньше, а волосы на его голове стали совершенно седыми, во всем остальном он был таким же, каким я видел его в последний раз много лет назад: небольшая бородка, добродушная улыбка и огромные голубые глаза за стеклами очков в роговой оправе. Я даже не сомневался, что под его неизменной широкой клетчатой рубашкой и пиджаком в крапинку, как и прежде, скрывались крепкие мускулы, которыми профессор мог похвастаться.
— Улисс! Как я рад снова видеть тебя! — воскликнул Кастильо, вовлекая меня в свои медвежьи объятия.
— Я тоже, проф, — еле выдавил я из себя. — Но если вы не прекратите так сильно меня сжимать, эта встреча может стать для меня последней.
Он от души рассмеялся, однако подержал меня в своих лапах еще несколько секунд, а затем слегка отстранил от себя и окинул мою фигуру пронзительным взглядом.