Особенно,... 
92 
– А что, собственно, случилось? – решил Смолин провести разведку боем. – Совершенно обычная сделка… Или Лобанский какие-то претензии высказывает? Так не с чего ему в претензии ударяться, я его не обманывал, человек взрослый, сам все должен понимать… Обманывают – это когда, накачав спиртным, за копейку рубль покупают…
Следак смерил его профессионально угрюмым взглядом с таким видом, словно колебался. И сказал бесстрастно:
– Не высказывает претензий гражданин Лобанский. По причине того, что его убили.
– Ох ты ж! – сказал Смолин, не особенно и играя. – Не повезло. Как?
– В его квартире, – неохотно сказал следователь. – Ножевое. И непонятно, куда делись полученные за квартиру деньги, поскольку на месте преступления обнаружена какая-то мелочь…
– Ограбление? Собутыльники? Шумилов пожал плечами:
– Версии отрабатываются…
– Может, он деньги в банк положил? Я ему именно это советовал…
Участковый, не сдержавшись, громко фыркнул:
– Витюха – и банки? Да он…
Следак, проворно развернувшись, ожег его укоризненным взглядом, и участковый замолчал, всем своим обликом показывая, коли так, мое дело сторона, сами лясы и точите. Вот с ним Смолин с удовольствием бы потолковал – бесхитростный, похоже контактный, все обо всех знает…
– Отрабатываем насчет банков, – сказал Шумилов. – Значит вы, гражданин Гринберг, никаких конфликтов вокруг данной ситуации не отмечали?
– Да ни малейших, – сказал Смолин.
– И Дюков в ваш адрес не высказывал претензий?
– Говорю же, никаких.
– И с Лобанским они не конфликтовали?
– При мне ничего подобного, я их вообще вместе не видел…
Кое-что начинало проясняться: сцапай они какого-нибудь пропойцу-собутыльника, старлей держался бы иначе и вопросы задавал бы другие. Следовательно, никого они не взяли. Есть два интересных контактика убитого – граждане Гринберг и Дюков. Теоретически рассуждая с позиции никому на свете не верящего мента, мотив есть у обоих: со Смолиным трения у Витька могли возникнуть на почве сделки, скажем, Витек посчитал себя обманутым, стал в голос протестовать, вот Смолин его и… чтоб не дергался. Чушь, конечно, совершеннейшая – с точки зрения закона, смолинские позиции в данной сделке железобетонны… но мало ли какое дело может слепить мент, если он неправильный. То же и Степашки касается, на него можно бочку покатить: обиделся, что Витек не ему квартирку продал, вот и замочил злодейски… Короче, обоих можно помотать. Черт, неужели начнется канитель? Пустяк, конечно, яйца выеденного не стоит, ментенку этому на шею враз ретиво усядутся шантарские адвокаты… Или он примитивно бабок хочет? Или его все же Степашка напустил? Поди угадай…
– Да вот, кстати, – предельно небрежным тоном произнес Шумилов. – Вы-то сами где были в момент убийства?
«Вот щенок! – усмехнулся про себя Смолин. – Неужели полагает всерьез, что может чего-то добиться столь примитивным финтом?»
Он демонстративно почесал в затылке и сказал столь же небрежно:
– А момент убийства – это когда? Вы ж не сказали?
– Разве не говорил?
– Не говорили, – твердо сказал Смолин.
– А, ну да… – как ни в чем не бывало, даже смущенно улыбаясь (вот падло!), сказал Шумилов. – Я и забыл совсем… По данным экспертизы, примерно в двадцать ноль-ноль, позавчера…
– Ну, это легко… – сказал Смолин с непритворным облегчением. – Позавчера с утра мы ездили в район, заброшенную деревеньку осматривать… слышали про такую – Касьяновку? Если что, могу на карте показать… Ездили мы туда с Кладенцовым Максимом Геннадьевичем, каковой там, в комнате, присутствует и может подтвердить хоть сейчас. А, кроме того, немало народу нас там видели: мы заправлялись в Одинцово, ночевали там же… в Куруман вернулись только вчера к полуночи… – тут только он «сообразил наконец», куда клонит собеседник, и, как следовало поступить человеку, предельно далекому от всякой уголовщины, возмутился шумно: – Что за черт? Вы, собственно, что себе позволяете? Такие вопросики… Где я был? Вы что ж, смеете намекать… Да кто вам дал право? Я сейчас позвоню в Шантарск полковнику Чубарю… доводилось слышать? Он вам объяснит насчет моей благонадежности… Я где был во время убийства? Вы что ж это тут?
Он достаточно убедительно лепил возмущение и гнев, главное тут было не переиграть. Собеседник сидел с непроницаемым лицом – не новичок все же, битый – а вот участковый страдальчески морщился, любил благолепную тишину, сразу видно…
92 
