Особенно,... 
108 
– Крыса, интеллигент сраный… Захотел все и любой ценой? Врешь, паскуда, так не бывает… Давить таких…
– Золотые слова, – раздался насмешливый, спокойный, знакомый голос.
Смолин попытался вскочить на ноги, но не получилось, его ощутимо качнуло, повело в сторону, он кое-как удержался на ногах, оперся на косой брус ближайшей балки…
Татарин стоял от него достаточно далеко, чтобы его можно было достать отчаянным броском. Улыбался одними губами, глядел цепко, жестко, холодно. Руки лежали на поясе, и правая была нехорошо сжата почти в кулак – ох, не пустая… Если у него нет ствола, еще побарахтаемся, подумал Смолин с удивившей его самого холодной рассудочностью. Если у него нет ствола – бабушка надвое сказала, мы тоже видали кое-что…
Оклемавшийся Евтеев привстал, смахивая с лица ладонью пот, снизу вверх уставился на брательничка, выражение его распухшей рожи понять было трудно, но там определенно присутствовал страх…
Татарин неуловимым движением пнул его под ребра, не особенно вроде бы и сильно. Прищурился:
– Пидор лагерный, говоришь? А ты меня держал, олень? Ладно, за слова цепляться не будем… Значит, наколоть решил, интеллигент? Всё хотел поиметь? Один прокольчик, Колян – с моей биографией приучаешься никому не верить…
Евтеев проскулил что-то неразборчиво-жалостное.
– Хорошо живете, братовья, – сказал Смолин, напрягшись в ожидании чего угодно, – дружно живете, аж слезы наворачиваются…
– Бывает, – преспокойно ответил Татарин. – В семье не без урода. У него, сучонка, сызмальства были запросики. И всегда пыжился быть хитрее всех… Ну, хрен с ним. Сиди смирненько, потрох сучий, а то затопчу… Ну что, Червонец? Сорвал банк? – покосился он на ящичек, располагавшийся в каком-то метре от обоих. – Точно, Фабержей, я так понимаю? Везучий ты у нас… И сколько ж все это стоит?
– Бешеных денег, – угрюмо сказал Смолин.
– Вот то-то… – сказал Татарин бесстрастно, – у тебя и так бабок навалом…
– Где уж…
Татарин блеснул зубами:
– Ну, по сравнению со мной, сирым и бесприютным… Верно? Как говорил товарищ Бендер: Ну к чему вам, Киса, столько денег? Совершенно ни к чему…
Смолин прекрасно понимал, что перед ним второй уже раз за какие-то четверть часа стояла сама Смерть. Именно так, без в всяких высокопарностей. С этим так просто не справиться, и очередного жмура ему положить, что два пальца… Где упал «Коровин»? Он не помнил, не видел пистолета с того места, где стоял, а оглядываться, разумеется, было нельзя – чтобы не пропустить удар, бросок…
– Червонец, – сказал Татарин небрежно, – четыре шага назад, будь так любезен… Ага… Еще один, еще… Молодец.
Теперь, с нового места, Смолин видел пистолет – лежавший слишком далеко от него. И от Татарина – слишком далеко. Татарин пушечку заметил, судя по быстрому движению глаз, но, без сомнения, прекрасно сообразил, что поднять его не сможет. Тут бы Смолин на него и прыгнул, поставив все на карту, потому что нечего терять…
Пружинисто, где-то даже грациозно Татарин переместился на пару метров, оказавшись еще дальше от пистолета, зато совсем рядом с Евтеевым, все еще поскуливающим в неудобной позе: он сидел, опираясь руками в пол, просмаркиваясь и поплевывая темным, слезы отчаянно смаргивая…
– Датико Метехский тебе велел кланяться, – сказал Смолин, – он тебя видеть хочет…
Лицо Татарина осталось бесстрастным. Он сказал только:
– Много знаешь, Червонец. Как ты только до седых волос дожил – да еще с такой интересной работой…
– Делиться будем? – спросил Смолин, стараясь, чтобы это прозвучало веско.
Татарин поднял брови:
– А зачем? Мы с Колюнчиком пахали, как папы Карло, а ты приперся на готовенькое… Неправильно.
Он сделал резкое движение, из его кулака сверкнуло то самое лезвие, прекрасно памятное Смолину, – длинное, узкое, напоминавшее скорее шило. Мигом позже оно с каким-то деревянным стуком ударило в грудь Евтееву, напротив сердца – и тот мешком осел на пол еще раньше, чем Татарин выдернул нож. Опухшая физиономия на глазах гасла.
Смолин невольно перекосился лицом, чуть не полностью зажмурясь. Открыл глаза, превозмогая противный крутеж под ложечкой (видывал всякое, но людей при нем все же не убивали), выдохнул:
– Убил…
– Да ты что, Червонец? – с наигранным удивлением ощерился Татарин. – Кто убил? Кого убил? Ах, козла этого… – и он улыбнулся почти по-человечески: – Так это ж ты его убил, бедолагу… а он, соответственно, тебя. Бывает. Если все оформить грамотно – ох, как бывает…
108 
