Особенно,... 
129 
– Он не был моим прихожанином, мистер Норт, и правительство не разрешило бы мне вмешиваться в дела, касающиеся каторжников-протестантов.
«Значит, тот несчастный был протестантом, – подумал Микин. – По крайней мере, его бессмертная душа не пострадает от веры в пагубные ереси римской церкви». И он прошел, стараясь держаться от добродушного Дениса Флаэрти, сына торговца маслом в Килдерме, на порядочном расстоянии, из страха, что тот может внезапно наброситься на него и силой обратить в свою ересь с помощью иезуитских доводов и медоточивых речей, что, как известно, столь свойственно этим изощренным проповедникам католической веры. Что же касается Норта, он с сожалением расстался с Флаэрти. Он провел с ним много приятных часов и знал его как добросовестного, недалекого, однако веселого, любящего хорошую шутку человека; тот не был ни чревоугодником, ни пьяницей, но любил и поесть, и выпить в должное время дня, а также и во время постов, предписанных религией для умерщвления плоти.
«Этот человек мог бы выполнять долг пастыря в обычном приходе, где люди живут хорошо и если грешат – то немного, но он не способен бороться с сатаной там, куда его заслало британское правительство, – с грустной иронией думал Норт, пока красоты Порт-Артура застилались дымкой за кормой быстро скользящей шхуны. – Да поможет бог этим несчастным преступникам, потому что ни пастор, ни патер этого сделать не могут».
Он был прав. Этот пьяница и самоистязатель Норт был наделен способностью творить добро, которой ни Микин, ни Флаэрти ни в коей мере не обладали. Они были не только бездарны и самодовольны; они просто не могли понять тех мук, что раздирают глубины души каждого грешника и злодея. Они могли долбить скалу самым острым евангельским долотом машинного производства, изготовленным с одобрения великих проповедников всех веков, но вода раскаяния никогда не хлынет из этой скалы. У них не было той хрупкой лозы, которая одна могла бы совершить чудо. У них не было ни сочувствия к людям, ни знаний, ни общечеловеческого опыта. Тот, кто хочет тронуть сердца людей, должен сам носить в груди израненное сердце. Миссионеры всех времен были великими грешниками до того, как заслужили священное право исцелять и озарять счастьем чужие души. Их слабость давала им силу, из их собственных мук раскаяния рождалось знание, делавшее их властелинами и спасателями своих ближних.
Корона милосердия – это терновый венец.
По приезде Норт отправился сразу в дом майора Викерса.
– Я приношу вам жалобу, сэр, – сказал он, – и хотел бы формально изложить ее. Одного из заключенных Порт-Артура засекли насмерть. Я был свидетелем этой экзекуции.
Викерс наклонил голову.
– Очень серьезное обвинение, мистер Норт. Я, разумеется, должен выслушать его с уважением, поскольку оно исходит от вас, но я надеюсь, что вы продумали и приняли во внимание все обстоятельства этого дела. Я всегда считал, что капитан Берджес в высшей степени гуманный человек.
Норт покачал головой. Он не собирается обвинять Берджеса. Пусть факты говорят сами за себя.
– Я прошу только произвести расследование, – сказал он.
– Да, мой дорогой сэр, я понимаю. Вы поступаете правильно, если считаете, что была допущена несправедливость. Но учли ли вы, какие издержки, затяжки, бесконечные хлопоты и, в конечном итоге, разочарование может принести нам такое расследование?
– Ни хлопоты, ни издержки, ни разочарование не должны стоять на пути гуманности и справедливости! – воскликнул Норт.
– Ну, разумеется. Но будет ли восстановлена справедливость? Уверены ли вы, что сможете привести доказательства? Имейте в виду, я не приму на веру ни одного слова против капитана Берджеса, которого я всегда ценил как достойного и усердного офицера. Но допустим даже, что ваше обвинение обоснованно. Можете ли вы доказать это?
– Да, если свидетели скажут правду.
– А кто они?
– Я сам, доктор Макливен, констебль и двое арестантов, одного из которых тоже выпороли. Он-то, я думаю, скажет правду. За второго я не ручаюсь.
– Очень хорошо. Значит, пока у вас есть только один арестант и доктор Макливен. Потому что, если тут была нечистая игра, констебль не станет обвинять власти. Кроме того, доктор не согласен с вами.
– Как? – вскричал Норт.
– А так. Видите, дорогой сэр, как важно не торопиться в делах такого рода. Я лично думаю – извините меня за откровенность, – что доброта сбила вас с толку. Капитан Берджес прислал мне рапорт об этом происшествии. Он пишет, что этот человек за свою бессовестную наглость и неподчинение приказу получил в наказание сотню плетей, что доктор присутствовал при наказании, и арестант, получив пятьдесят шесть ударов, был, по его распоряжению, отвязан и некоторое время спустя был найден мертвым; врач сделал вскрытие и установил у него болезнь сердца.
129 
