Последние отзывы

  67  

Отец посмотрел на меня странным взглядом и отрицательно покрутил головой.

– Вот в этом вся наша доблестная милиция, – сказал я не без сарказма. – Если бока намять безвинному, так менты тут как тут, а ежели преступление раскрыть, так им вечно что-нибудь мешает… как плохому танцору мужские принадлежности.

– Не в этом дело, – сказал отец.

– А в чем?

– Как намекнул мне генерал, убийство, скорее всего, было ритуальным.

– Во как… А почему он так думает?

– Возле убитого нашли несколько свечных огарков из черного воска.

– Допустим, все это правда. Но я опять-таки не понимаю, что ты подразумевал под словом «мозаика»?

– Ну, во-первых, Хамович, если отталкиваться от твоего рассказа, был убит так же, как и Жовтобрюх. Закономерность улавливаешь? Ты скажешь, что не было черных свечей. Давай этот пункт уточним: ты их просто не видел, потому что свечи изъяли как вещественное доказательство. Это может быть? Да, может.

– Надо будет спросить у Ляхова… – пробурчал я себе под нос.

– Что ты сказал? – спросил отец.

– При случае уточню этот момент у опера, который ведет расследование дела об убийстве Хамовича.

– Уточни… Так вот, это еще не все. Это уже цветочки, но еще не ягодки. А листочками являются странные телефонные звонки, тот уродливый нищий и «лозоходец». Что касается стебля и корней – откуда ноги растут у всех этих кровавых событий – то здесь вообще темный лес. Можно только догадываться.

– Пап, я никогда не думал, что ты такой фантазер. Причем здесь одно к другому!?

– Ника, я это чувствую. Ты понимаешь, о чем я?

Еще бы не понимать… Вся наша семья знала, что дед был не только академиком, но еще и экстрасенсом. Но свои способности он применял только на работе. Какая-то часть его дара перешла по наследству и к отцу. Об этом мне стало известно совсем недавно.

Но батя постарался выбросить из головы «эти глупости», как он говорил, и посвятил всю свою жизнь прагматическим прикладным наукам. А сегодня он, похоже, решил нарушить табу.

– Понимаю, – ответил я очень серьезно.

– Попробую посмотреть, – сказал отец напряженным голосом.

Похоже, ему очень не нравилось то, чем он сейчас должен был заняться. Отец прикрыл веки и напрягся; на висках у него вздулись жилы, лоб покрылся испариной, а лицо стало бледным и чужим.

– Я вижу какую-то конфигурацию… что-то темное… и щупальца, как у спрута… – Он начал говорить каким-то загробным голосом, медленно и натужно, словно выдавливая слова из горла. – Тебя я тоже вижу… но в стороне…

На какое-то время отец умолк. Создавалось впечатление, что он во что-то всматривается, но с закрытыми глазами. Отец даже шею вытянул, как это обычно делают люди в подобной ситуации.

– Нет! Не-ет!!! – вдруг вскричал он и, мотнув головой, резко отшатнулся назад; но глаз так и не открыл.

Мне показалось, что отец потерял сознание.

– Папа, что с тобой!?

Я схватил отца за плечи и начал трясти. Спустя несколько секунд, которые показались мне вечностью, веки его глаз дрогнули и поднялись. На меня смотрели совершенно чужие, какие-то стеклянные глаза.

– Батя, очнись! Папа…

Я испугался так, как никогда прежде. Меня всего трясло.

– Все нормально, Ника, все нормально… – сказал отец по-прежнему глуховатым голосом и поискал что-то глазами.

Я понял, что он хочет. На большой бронзовой пепельнице девятнадцатого века с фигурками джентльменов-охотников и загнанного оленя в окружении собак, лежала его трубка; она еще дымилась. Я подал трубку отцу, он жадно схватил ее и сделал несколько глубоких затяжек.

– Уф-ф… – Отец покачал головой. – Больше никогда… Даже под угрозой расстрела…

– Зачем ты это сделал!?

– Сынок, а можно без глупых вопросов?

Я смущенно потупился. Вопрос и впрямь был наивным. На его месте я поступил бы точно так же.

– В твоем доме еще кто-то умрет, – сказал он с большой тревогой. – Скоро.

– Не исключено. У нас много стариков.

– Я не об этом. Будет еще одно убийство. И оно случиться в твоем подъезде.

– Ты… ты это видел!?

– Не помню. Кажется…

– То есть, как это – кажется?

– А как во сне. Все забывается, остается лишь главное – или радость, или тревога. Я просто знаю, что нужно ждать беды – и все. Больше никаких подробностей.

– Но ты же говорил, что будет убийство!

– Да. Я видел кровь. Много крови.

Мне стало не по себе. Я немного помялся, а затем осторожно спросил:

  67