66 
– У него, право же, бомба, сэр… – сообщил он сдавленным шепотом.
– У кого?
– У этого субъекта… Который в рубке… Он вошел в рубку и угрожает взорвать корабль, если что-то там не будет по его… Капитан там, но он не отдавал никаких распоряжений, и я решительно не представляю, что делать…
«Кавальканти?» – мелькнула у Бестужева мысль. Ну а кто ж еще приходит на ум, когда разговор заходит о бомбах… Неужели у него была с собой еще одна? Но с чего вдруг…
Он подкрался на цыпочках и осторожно заглянул, чувствуя шеей горячее дыхание не отстававшего ни на шаг инспектора.
Вдоль наполовину застекленной передней стены рубки протянулась шеренга каких-то загадочных механизмов: больших, округлых, на высоких бронзовых стойках. Справа, в глубине, стояли тесной кучкой капитан, два матроса и два офицера, а посередине помещения стоял человек в штатском платье, темном, консервативного покроя. Обеими руками он прижимал к груди какой-то округлый предмет, волосы и борода его были встрепаны, он что-то пылко, горячо говорил, обращаясь к остолбеневшим морякам. Лицо его горело вдохновением и яростью, словно у ветхозаветного проповедника…
Бестужев охнул от неожиданности. Он очень быстро узнал старого знакомого по кораблю, господина профессора Гербиха из баварского университета с длиннейшим непроизносимым названием, практически сразу ускользнувшим у Бестужева из памяти. Оккультиста, теософа, свято верившего, что…
– Я бы мог в него отсюда шарахнуть, – напряженным шепотом сообщил инспектор. – Как на ладони, и расстояние – плевать… В башку ему…
– Я бы тоже, – ответил Бестужев, не поворачивая головы. – Но видите, что у него в руках?
– Бомба…
– Вот именно, – сказал Бестужев. – Так что не вздумайте. Если он упадет, может…
– Сам знаю. Навидался бомб и бомбистов…
– Стойте и не вмешивайтесь, – сказал Бестужев властно.
Словно некая неведомая сила подхватила его под локти и управляла движениями тела. Не пригибаясь, в полный рост, не особенно и быстро он прошел к двери рубки, распахнул ее и сделал внутрь несколько осторожных шагов, стараясь, чтобы все его движения были медленными, плавными, не всполошили человека с бомбой. Потом остановился. Моряки взирали на него с угрюмой безнадежностью. Профессор же сначала кинул яростный взгляд, но тут же на его лице расцвела самая благожелательная улыбка.
– Михал, мальчик мой, вас само небо послало! – воскликнул он радостно. – Я надеюсь, вдвоем мы сумеем растолковать этим недалеким господам всю опасность, от которой я хочу их избавить…
Бестужев присматривался. Как он ни старался, не мог усмотреть в лице баварского профессора каких бы то ни было классических признаков сумасшествия: тот выглядел самым обычным человеком, разве что чуточку взволнованным и растрепанным. Предмет у него в руках более всего походил на круглую коробку из-под дамской шляпы.
– Позвольте представить, господа, – сказал профессор. – Господин Иванов из России, он тоже обладает способностями проникать сознанием в тонкие миры. Он меня поддержит, я надеюсь. Повторяю еще раз: египетская мумия в трюме грозит кораблю гибелью в самое ближайшее время. Нужно немедленно извлечь ее оттуда и выбросить в море.
– Как у вас все просто, сэр… – пробурчал капитан. – Я точно не помню, где там у нас мумия, но речь идет безусловно о грузе, пребывающем на борту законным образом, оформленном, должными коносаментами. Выбрасывать такой груз ни с того ни с сего – это, знаете ли, против всяких правил. Мы за него отвечаем, как за любой другой.
Пользуясь тем, что профессор на какое-то время оказался к нему спиной, Бестужев сделал отчаянную гримасу капитану, прижимая палец к губам. В таких случаях никак нельзя противоречить, призывать к здравому рассудку, подыгрывать, следует взвешивать каждое слово…
Неизвестно, дошел ли до капитана тайный смысл его мимических ухищрений, но капитан примолк. Он покрутил головой с непонятным выражением лица, спросил кротко:
– Сэр, может быть, вы позволите рулевому вернуться к штурвалу? Корабль движется неуправляемым, нас уводит с курса…
– Что за ерунда у вас в голове! – рявкнул профессор. – При чем тут курс, если корабль обречен? Понимаете вы это, болван? Эманации древнего зла, заключенные в мумии…
Он произнес длиннейшую фразу, нашпигованную оккультной терминологией самого высокого пошиба. Ручаться можно, что для моряков эта проповедь так и осталась китайской грамотой, да и Бестужев, пусть и начавший постигать азы теософии, не понял ни словечка.
66 
