152 
– Увезли бедолагу, – сказал он, держась вполоборота к выходящим. Не мог не видеть плачевного состояния их одежды, но притворялся, будто ничего не замечает. – Не извольте сомневаться, доставят… Грехи наши тяжкие… И то сказать, дернуло ж поселиться неподалеку от Брюсовой избы…
Пушкин моментально остановился, крепко взял старичка за чуйку и развернул лицом к себе:
– Какой еще избы?
Красовский поддержал зловещим тоном:
– Ты уж, старче божий, язычок-то развяжи, когда тебя вежливо спрашивает господин из прекрасно тебе известного департамента… Одно такое здание в Петербурге высокое – из какого окна ни глянь, Сибирь видно во всей перспективе…
– Да что я знаю…
– При чем тут Брюсова изба? – спросил Пушкин. – Где она? Разве Брюс здесь бывал?
– Кто говорит – бывал, кто говорит – сказки…
Он принял тот хитровато-глупый вид российского простолюдина, который свойственен людям, твердо намеренным не сболтнуть и полсловечка лишнего. Оставил гореть одну свечу и демонстративно нацелился на нее палкой с жестяным колпачком на конце, давая понять, что пора и честь знать.
– Старче! – угрожающе возвысил голос Красовский. – Ты меня давно знаешь, осерчать могу… Не дитё малое, должен понимать, когда можно шуткануть, а когда шутки кончились…
– А что я? Мое дело – трактир, и не более того. Мало ли что болтают… А болтают иные, что неподалеку отсюда, у Гавани, с незапамятных времен стоит Брюсов домик, где он занимался сами понимаете чем…
Он показал, если прикинуть, как раз в ту сторону, откуда Пушкин со спутниками и появились… А значит, дальнейшие расспросы не имели никакого смысла: домик на их глазах перестал существовать и вряд ли с рассветом волшебным образом восстановится в прежнем виде…
– Пойдемте, – сказал Пушкин. – Это бессмысленно.
Красовский, пришедший, должно быть, к тем же выводам, что и он только что, кивнул, и они втроем вышли под мрачное ночное небо, где туч сегодня было больше, чем звезд, а луна уже исчезла.
– Я и не знал, что Брюс бывал на Васильевском, – сказал Красовский.
– Это еще не аксиома, – ответил Пушкин. – Народ наш с именем Брюса связывает все, что угодно, чисто собирательная фигура получается, этакое олицетворение российского волшебства…
Обратная дорога, как случается, показалась гораздо короче. Они давно уже перестали на всякий случай оглядываться – и ускорили шаг, чтобы побыстрее добраться до противоположного берега, пока не рассвело и не появились первые прохожие.
Тусклые редкие фонари на понтонном мосту раскачивались – ветер свирепствовал вовсю, разыгравшись не на шутку, выл и свистел так, что в его гуле чудились членораздельные выкрики и стоны.
– Как бы не к наводнению, – сказал Красовский, придерживая полы фрака, лишившегося пуговиц во время баталии в домике. – Нагонит воду этак-то…
– Не накаркайте, – сказал Пушкин сквозь зубы. – Если даже…
Что-то мокрое, скользкое, ужасно цепкое ухватило его за лодыжку, он пошатнулся и едва не упал. Глянул вниз и вскрикнул: из воды торчала темная корявая конечность, стиснувшая его ногу словно тисками. Рядом появилась вторая, уцепилась за край дощатого настила, вынырнула темная макушка, походившая на смоляной шар, облепленный мелкими веточками.
В ноздри ударил омерзительный запах гнили, протухшей рыбы и еще чего-то затхлого. Красовский оглушительно выругался – сразу несколько рук, смахивавших на длинные головешки, вцепились в его ноги и полы фрака, а молодого американца сгребла под коленки еще одна пара черных конечностей и пыталась уронить на помост. Над водой торчали черные головы, издававшие что-то вроде издевательского фырканья, черные фигуры лезли через перила, неуклюже, но целеустремленно…
Пушкин что было сил ударил свободной ногой, угодив каблуком меж светившимися тускло-синим щелями, больше всего похожими на глаза. Хрустнуло так, словно он наступил на кучу сухого хвороста, хватка слегка ослабла – и он, выхватив разряженный пистолет, принялся с яростью лупить рукояткой по высунувшейся меж низкими хлипкими перилами и помостом башке. Рядом ожесточенно отбивались спутники.
Еще один удар – и пальцы-сучки разжались, черная фигура, жалобно постанывая, подалась назад, и Пушкин, собрав все силы, ударом ноги сбил непонятное создание в воду. Булькнуло, по темной воде пошли круги. Он бросился на выручку Красовскому, под его ударами хрустели, переламывались корявые руки. Уже вдвоем они кинулись помогать американцу – его уже свалили несколько пар черных рук и, вцепившись в ворот фрака, в волосы, головой вперед тащили в воду. Сорвав ближайший фонарь, Красовский принялся охаживать им по головам черных тварей, словно булавой действовал. Свеча тут же погасла, отставной прапорщик лупил так, будто сваи забивал – и понемногу им удалось освободить товарища.
152 
