28 
Огестам кашлянул:
— Прости?
— До Шотландии. Они думали, что едут в Шотландию. И решили, что именно туда и прибыли сегодня утром.
Ветер ударил в оконное стекло, сорвал пластмассовый крючок, окно внезапно распахнулось, хлопнуло по стене. Никто не бросился закрывать створку, всем стало хорошо от холодного шквала.
— Девочку с ребенком зовут Надей. Мы с ней прогулялись после допроса, до того места на Хантверкаргатан, где, как утверждают и она, и мальчик, их высадили. Красный автобус. Это…
— Малыш был при ней?
Эверт Гренс долго молчал.
— Само собой.
— Вот как?
— Она его мать.
— Я имею в виду, Херманссон… она повсюду таскалась с малышом?
— Таскалась?
— Ну, не выпускала его из рук?
— Да.
— Нехорошо.
— Согласна.
Гренс ткнул пальцем в пол. Имея в виду подвал где-то под ними.
— На складе есть конфискованные коляски. Я распоряжусь, чтобы тебе выдали одну. Малыши бывают тяжелые.
Свен сидел рядом с Херманссон, она не видела его лица, но чувствовала, что он тоже улыбнулся. Эверт Гренс иногда удивлял их своей заботливостью, которая прорывалась у него как-то вдруг, а потому он толком не знал, на что она обратится.
— Итак, Хантверкаргатан. Девочка говорила о красном автобусе, который остановился на площади Кунгсхольмсторг, когда большинство из них еще спали. Она узнала аптеку на углу.
Конфискованные детские коляски внизу, на складе.
Эта фраза все время звучала у нее в ушах. Он мог быть резким, даже злым, он танцевал вокруг стола, но порой говорил и такое.
Она смотрела на своего начальника.
Может быть, именно за это они и терпели его.
— Мы опросили местное население. Пятеро частных лиц и владелец магазинчика подтверждают, что светло-красный автобус — один даже отметил, что краска выгорела на солнце, — около половины пятого утра остановился на том месте, которое указала девочка, и простоял несколько минут, высадив множество легко одетых детей.
— Общенациональный розыск?
— Объявлен после обеда.
Комиссар выглядел довольным:
— Все правильно, Херманссон. Правильно. Этот автобус не покинет пределов страны.
Ларс Огестам взглянул на часы. Они сидели в кабинете Гренса уже тридцать пять минут, совещание продолжалось значительно дольше, чем рассчитывали.
Они кое-что знали.
А в общем-то не знали ничего.
— У меня последний вопрос. О мертвой женщине. — Огестам уже опоздал на следующее совещание. — Кто она?
Женщина с объеденным лицом. У нее должно быть имя. Она должна быть кем-то.
— Мы не знаем. Пока. Не знаем, кто она была.
Вздох.
Огестама мало волновала манера Гренса вздыхать и вносить поправки.
Вздоха для него было недостаточно, чтобы обозначить разницу между кто она и кто она была.
— Когда? Когда мы будем это знать?
Эверт Гренс слегка наклонился вперед, словно желая подчеркнуть важность своих слов:
— Думаем узнать к вечеру. Кинолог говорит, что собака учуяла на месте слишком много запахов и потеряла след в туннеле, метров через пятьдесят. На одном из этих чертовых перекрестков, где встречаются и соединяются разные системы туннелей. Но собака нашла там множество предметов, которые сейчас изучает Крантц и которые могут иметь отношение к трупу. — Он посмотрел на Огестама и еще сильнее наклонился вперед. — Кроме того… — Он повернулся к Свену. — Свен видел ее раньше.
Свен Сундквист развел руками:
— Я видел ее лицо и уверен, оно мне знакомо. Возможно… возможно, я даже говорил с ней.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Просто у меня такое ощущение. Ты ведь знаешь, как это бывает. Множество людей… знаешь только одно: они тебе знакомы. Но не знаешь ни кто, ни почему, ни откуда. — Он посмотрел на свои часы: — Прошло почти четыре часа с тех пор, как я стоял возле койки в больнице Святого Георгия. И все это время я думал о ней. Мы точно встречались.
Ларс Огестам кивнул. С ним было так же. Проработав несколько лет в прокуратуре, он уже смешивал давние и недавние впечатления, здоровался в городе с людьми, которые, вне всякого сомнения, сидели перед ним на судебных разбирательствах, но зачастую не помнил ни имен, ни обстоятельств. Это были потерпевшие, или свидетели, или присяжные, и его действия, вероятно, каким-то образом отразились на их жизнях, опять-таки безымянных.
Прокурор снова посмотрел на часы. Еще пятнадцать минут. Он поблагодарил, поднялся и вышел.
28 
