65 
— А новый посланник, которого ожидают? — спросила Диана.
— Герье? Это официальное лицо.
Она сдвинула брови.
— Если Дейон является человеком французского короля, почему он не посланник? Король имеет право назначать, кого захочет.
— Дейон склонен к авантюризму и не имеет ни состояния, ни положения, так что, если бы ему предложили занять этот пост, это вызвало бы подозрения, а тайный агент должен оставаться в тени.
— Но ты ведь не в тени.
— Я не являюсь тайным агентом, хотя у меня есть таковые. Вот они действительно никому неизвестны.
Диана вздохнула.
— Как это все необычно и таинственно! Мне уже кажется весьма привлекательной жизнь в гуще событий. Однако если политика тайного министерства короля Людовика расходится с официальной, что они замышляют?
— То, о чем мы говорили вчера вечером: вернуть былое преимущество. Официальное правительство Франции зализывает раны, нанесенные войной, а король Людовик намерен снова начать военные действия, мечтая о победе. Более того, он хочет завоевать нас.
— Королю неизвестно о деятельности месье Дейона? Я имею в виду короля Георга.
— Он ничего не знает об этом.
— Разве ты не можешь поставить его в известность?
— Пока не время. Наш король потерял отца в раннем возрасте и мечтал о старшем друге. Он вырос без родительской опеки и до сих пор считает «дорогого кузена Людовика» своим самым достойным наставником.
— Короля враждебной нации?
— Сейчас между нами мир, а Людовик на троне уже много лет, и у него большой опыт. С помощью Дейона Людовик старается всячески воздействовать на английского короля.
— И все-таки тебе следует рассказать обо всем нашему королю. У тебя есть доказательства?
— Весьма сомнительные — всего лишь двусмысленные фразы и шифрованные послания. Если я ограничусь только своими впечатлениями, король может высказать их Дейону и тогда тот поймет, какими сведениями я располагаю, а это опасно для нас обоих, — сказал Бей и многозначительно посмотрел на Диану.
Слезы навернулись ей на глаза.
— Доказательства существования тайного правительства у Людовика весьма шаткие, — продолжал маркиз. — Все, что у меня есть, кажется незначительным, если не знать шифра, а я не хочу рисковать, предоставив его королю. Если французы узнают о нашей осведомленности, они перестанут пользоваться им.
— По-видимому, — сказала Диана, стараясь взять себя в руки, — при дворе существует сложная взаимосвязь различных интересов. Ты действуешь в одиночку?
— Нет, в нашем правительстве есть люди, которые знают о моей деятельности.
— И разумеется, хранят это в тайне.
— Только определенные вещи. — Он умолк.
— Итак, что я должна делать? — спросила Диана.
— Наблюдать и слушать, особенно когда Дейон разговаривает с королевой, а потом сообщать мне. Но будь очень, очень осторожной.
— Значит, мы будем встречаться?
Он снова замолчал, потом поднял на нее глаза.
— Неужели ты думаешь, что я брошу тебя?
— Нет, но… мы будем видеться каждый день?
— Довольно часто. Я вхож сюда. Некоторый интерес к твоим успехам при дворе не вызовет никаких подозрений.
Карета свернула к парадному подъезду дворца. Это почти конец!
— Мы сможем как-нибудь поговорить наедине?
— Вероятно, нет.
Карета остановилась. Дорогу загораживал королевский экипаж.
— Как же мне передавать тебе сообщения?
Немного подумав, Бей сказал:
— Иносказательно. Королева у нас будет Розой, а король — Брэндом.
— Разумно. А кто же тогда Дейон? О, я знаю, — сказала она с улыбкой, — он будет Сэмюел — баран, подаренный Розе.
Бей засмеялся и словно помолодел.
— Надо сказать, это не очень подходит Дейону.
— Почему? — спросила она с улыбкой.
— Это длинная история, — сказал он, все еще улыбаясь. — А кем у нас будет французский король?
Карета качнулась и двинулась вперед.
— Дирк. Это фламандский жеребец Розы. Поверь, мне не придется особенно изощряться, если в письме речь пойдет о лошади и овцах.
Он снова сделался серьезным.
— Хорошо. Но будь осторожной.
Когда карета подъехала к дверям, Диана ясно представляла свое ближайшее будущее. Теперь это была единственная ниточка, связывающая ее с Беем, и, возможно, поэтому он и согласился на ее помощь.
— Это все, что я могу сделать? — спросила она. — Не надо красть письма и записки? Расшифровывать их?
65 
