Лифт поднял их на двенадцатый этаж. В прихожей Лина стряхнула с плеч свой плащ, сняла шарф и, оставшись все в том же, уже знакомом Марку, платье с открытой спиной, вопросительно взглянула на хозяина.
— А теперь — сюда. — Он толкнул матово-черную дверную ручку. Дверь бесшумно поехала в сторону и ушла в стену. Щелкнул выключатель.
Не раздеваясь, Марк отнес в кухню цветы, там же избавился от пальто.
Когда он вернулся, Лина, стоя посреди комнаты, рылась в своей плоской черной сумочке. Наконец она нашла то, что искала.
— Садись же, — сказал Марк. — Устраивайся поудобнее.
— Вот, — проговорила Лина, оглядываясь, и опустилась в низкое гнутое кресло. — Я подписала твои условия. Я готова исполнить все, о чем ты говорил.
Возьми.
Марк, не глядя, принял у нее сложенный вчетверо листок и небрежно бросил его в ящик письменного стола. Затем включил настенные светильники и погасил верхний свет, заливавший комнату слепящей белизной.
— Чудесно, — сказал он. — Но об этом мы поговорим немного позже.
Расслабься и давай поужинаем. Тебе необходимо поесть. Выпьем вина.
Наклонившись, он выудил из ниши бутылку и поставил на подоконник.
Лина коротко взглянула — за сплошной плоскостью стекла было совершенно черно, будто окно выходило в открытый космос, и внезапно сказала:
— Так где же твоя живопись? Что-то я ничего не вижу.
— Разве? — удивился Марк, пересекая комнату и придвигая кресла к столу, накрытому салфеткой.
— Это? — Лина кивнула в сторону шагаловского наброска.
— И это тоже. Шагал, между прочим. Хотя и неатрибутированный.
— Что это значит?
— Это значит, что работа не подписана и авторство нужно доказывать. Но я в этом не нуждаюсь.
— Допустим. — Лина переменила позу. Теперь локти ее опирались на колени. — А где же остальные? Я знаю кое-каких художников, у них холсты от пола до потолка.
— Это лишнее. — Марк снова вышел и вернулся с черной стеклянной вазой, в которой стояли цветы, сбросил салфетку с сервированного стола, скомкал ее и сунул за кресло. Откупоривая вино, он продолжал:
— Все, что у меня есть, я храню не здесь. Таковы обстоятельства. Если когда-нибудь захочешь, я покажу тебе. Это стоящие вещи. Прошу!
Повинуясь его жесту, Лина пересела к столу. Под салфеткой скрывалось продолговатое мельхиоровое блюдо, прикрытое сверкающим колпаком, а также с полдюжины хрустальных корытец с оранжево-розовой семгой, лоснящейся, как антрацит, икрой и паштетами. Марк разлил вино — себе на донце, Лине на два пальца.
— Ну же! Смелее. Наш первый ужин, и надеюсь, не последний. Немного мяса, фруктовый салат… Все легкое…
Он отломил хрустящую корочку калача, подцепил ею лепесток масла, зачерпнул ложечкой икры. Двумя пальцами сжал дольку лимона, ловя хлебом мутноватые капли сока, и с аппетитом зажевал, как бы приглашая поскорее присоединиться. Затем, сняв с блюда крышку, примерился и отсек пару ломтей холодной телятины, ловко перенеся один из них на тарелку Лины.
Лина придвинула тарелку к себе, но взялась за бокал, пригубила вино и зябко поежилась.
— У тебя холодно.
— Топят скверно, — сказал Марк. — Высоко. Почему ты не ешь?
— Я не хочу. Я не за этим сюда пришла.
— Что ж… — Золотистые брови Марка сошлись к переносице. — Тогда давай выпьем. Могу даже сказать тост.
— Не надо. Я не буду пить.
— В мои планы вовсе не входит отравить тебя. На этот счет можешь быть спокойна.
— Я не сомневаюсь, — не разжимая губ, проговорила Лина. — Скажи, почему ты все время рассматриваешь меня, словно какое-то насекомое? Со мной что-нибудь не так?
— Все так, — сказал Марк с улыбкой. — Ты очень красива. Только сейчас я понимаю, насколько ты красива.
— Это лишнее, — быстро возразила Лина. — Я всего лишь намерена исполнить все пункты нашего соглашения. Но я хотела бы получить гарантии.
— Какие же? — спросил Марк.
— Ты тоже должен поставить подпись. Марк негромко рассмеялся.
— Будь по-твоему. Но ты должна знать, что, кроме моего слова, других гарантий нет.
— Я знаю. Подпиши.
Отставив бокал, Марк тщательно вытер кончики пальцев салфеткой, выдвинул ящик письменного стола, взял бумагу, крупно расписался и в нижнем углу проставил дату.
— Этого достаточно? — спросил он. — Ты удовлетворена?
— Да, — сказала Лина.
— Ты все еще мерзнешь, — сказал Марк. — Может быть, что-нибудь горячее?
Хочешь, я сделаю глинтвейн?