Особенно,... 
79 
Пытаясь избавиться от этого ощущения, Марк толкнул раздвижную дверь спальни. Все то же. Тяжелые шторы, причудливая кровать — павловский ампир, зеркало, поблекший гобелен, остановившиеся каминные часы… Вся квартира Лины и ее матери могла целиком поместиться в одной из комнат, но при чем здесь это?
Разве это имело какое-то значение?
Марк крепко растер лицо ладонями. Если бы в доме нашлись сигареты, он непременно закурил бы, но их не было.
Лина позвонила в половине четвертого.
Звонок заставил Марка вздрогнуть. Поднимая трубку, он на мгновение задержал ее в воздухе, чтобы успеть собраться с мыслями.
— Слушаю, — проговорил он, не садясь.
— Здравствуйте, Марк, — сказала Лина. Слышно было плохо, сухие щелчки перемежались шуршанием и скрежетом. — Я звоню вам, чтобы сказать, что согласна.
— Повторите, Лина, я не понял. — Марк слышал себя сейчас как бы со стороны.
— Я согласна! Я звоню, чтобы сказать — да. Да! Вы меня понимаете?
— Конечно. Я очень рад, Лина. Почему у вас такой голос? Что-то случилось?
— Ничего. Нам нужно увидеться, чтобы все решить окончательно. Через полтора часа я буду свободна.
— Где мы встретимся?
— Возле Савеловского вокзала. У касс.
— Я приеду.
Марк положил трубку и в течение минуты сосредоточенно размышлял.
Времени, однако, оставалось в обрез. Засучив рукава, он прошел в кухню и взялся за дело. Предстояло соорудить ужин на двоих, потому что он твердо решил, что непременно привезет Лину сюда. Все должно быть скромно, но в то же время и изысканно. Спокойная, умиротворяющая обстановка, немного хорошей еды, фрукты. И обязательно — цветы. Из стенного шкафа Марк извлек пару золотисто-красных высоких бокалов французской работы, таких старых, что позолота на ободках почти стерлась, бережно протер, дыша на хрусталь, и отнес на маленький стол, располагавшийся у стены, противоположной окну, под картинами. Затем положил приборы и поставил широкие тяжелые дрезденские тарелки с монофаммой, к ним — салфетки в серебряных кольцах. Затем по всей поверхности стола живописно расположил холодные закуски вперемежку с зеленью, оставив в центре место для цветов. Напоследок окинув все критическим взглядом, Марк развернул хрустящую льняную салфетку и набросил ее поверх созданного натюрморта.
Вымыв руки, он неторопливо и тщательно выбрал костюм, галстук, однако в последний момент передумал и вернул костюм на место, оставшись в джинсах и мягком исландском свитере. Поглядывая на циферблат, вынул из холодильника вино и отправил бутылку в нишу у батареи отопления — она успеет согреться. Куртка не просохла после вчерашнего, и ему пришлось влезть в старое долгополое драповое пальто, служившее ему в поездках. Не застегивая его, Марк вышел, вызвал лифт, но тот не шел, из шахты доносились глухие голоса. Тогда он открыл дверь на черную лестницу и, прыгая через ступеньки, поспешил вниз…
Лину он заметил, когда такси описывало длинную дугу по площади вокзала.
Девушка стояла как бы на полпути между кассами и автобусной остановкой. Сумерки уже начали сгущаться, ртутные фонари тлели вполнакала. Людской поток с подошедшей электрички обтекал Лину с двух сторон, она же сохраняла полную неподвижность.
— Тормози, — сказал Марк, на ходу открывая дверцу и откладывая в сторону розы в хрустящей обертке. Машина притерлась к бортику.
— По-быстрому, — буркнул водитель. — Здесь нельзя.
— Лина! — окликнул Марк еще издали.
Девушка плавно повернулась к нему и пошла навстречу, двигаясь странно замедленно, будто по пояс в воде. Марк отступил к машине, пропуская ее в салон и придерживая дверцу, затем сел сам. Лина сидела прямо, слегка откинув голову и прищурившись на затылок водителя. Едва они тронулись, Марк сказал:
— Мы едем ко мне, если не возражаешь. Это удобнее всего.
Лина равнодушно кивнула и хрипловато, не замечая его «ты», ответила:
— Хорошo.
Потом они надолго замолчал". Когда уже катили по проспекту, Лина пошевелилась и проговорила:
— Здесь какие-то цветы. Я боюсь помять. Это твои?
— Черт… — Марк улыбнулся в темноте. — Совсем забыл. Это тебе, извини.
— Белые розы? — В голосе Лины звучала ирония. — Ты упрямый человек.
Она отвернулась и стала глядеть в окно, словно отыскивая кого-то среди пешеходов на тротуарах.
У дома Марка они вышли. Те несколько десятков метров, которые необходимо было пройти до подъезда, он бережно и твердо поддерживал ее под локоть, словно для того, чтобы этим прикосновением засвидетельствовать реальность происходящего.
79 
