– Так же, как и богатство, но часто бывает наоборот.
– Это верно. С вами все в порядке? – серьезно спросил Робин.
Петра отодвинула занавеску, чтобы убедиться, что в комнате никого нет.
Когда она снова повернулась к нему, его глаза были настороженны.
– Зачем такие предосторожности?
– Я не хочу ранить их чувства.
– Но?
– Они странные люди.
– Странные? В каком смысле?
– Я не хочу быть жестокой, но одна из дочерей, наверное, глуповата, а другая… Я не знаю. – Она повертела пальцем у виска.
– Вероятно, слишком много родственных браков.
– Возможно. Хотя, честно говоря, они не очень похожи.
– Здесь всего три женщины?
– Нет, есть еще бабушка. Она ужасно горбатая, бедняжка, и пьет, вероятно, чтобы заглушить боль. Они очень несчастны.
Он опирался на руки с одной стороны подоконника, она с другой, так что их лица были всего в футе друг от друга.
– Что-то тут не так, – сказал он и накрыл ее руки своими. – Завтра я лучше позабочусь о вас. Загадайте желание, принцесса.
– Дворец, – быстро проговорила она и тут же покачала головой. – Сойдет и чистая, хорошо проветренная постель в чистой комнате – комнате, где я буду совершенно одна.
– Не совсем то, о чем я думал, – сказал он, но налет юмора в его словах сгладил обиду. – Завтра мы пораньше остановимся, чтобы позаботиться об этом. Возможно, в Монтрё. Роскошь «Французского двора» должна возместить нам это.
– Французский двор? – озадаченно переспросила Петра.
– Это гостиница. Очень большая.
– Мне не нужна большая. Я предпочла бы поскорее добраться до Англии.
– Зачем? Почему такая спешка?
Петра покачала головой:
– Не пытайте меня сейчас. Я не в силах вас развлекать.
Робин в знак утешения легко сжал ее руку.
– Очень хорошо. Но после того как вы хорошенько выспитесь в чистой, хорошо проветренной постели, которая будет в полном вашем распоряжении…
– Даже тогда вы не узнаете мои секреты, сэр. Даже под пыткой.
– Я думал не о пытке…
Она убрала руку, но он поймал ее и поднес к своим теплым губам.
– Доверьтесь мне, Петронилла miа.[6] Какое бы срочное дело ни ждало вас в Англии, я вам понадоблюсь.
Она учащенно дышала, но попыталась высвободить руку.
– Ваша цена всегда будет чересчур высока.
Он отпустил ее.
– Я никогда не буду силой принуждать вас делать что-либо. Но предсказываю вам поражение, если вы от меня сбежите.
Не будь между ними двухфутовой стены, она ударила бы его.
– Как я могу быть свободна, если должна сбежать?
Он посмотрел ей в глаза.
– Увы, вы правы. Я постараюсь уважать ваши желания. – Он подался назад, забирая собаку. – Доброй ночи, прекрасная леди тайн.
Петра смотрела, как он исчез в темноте, борясь с желанием выскочить вслед за ним, но одновременно жалея, что не может сбежать от него прямо сейчас.
До сих пор она неукоснительно исполняла свой план и почти добралась до Англии. Ей нужно только, чтобы Робин Бончерч доставил ее туда, а тогда она сбежит от него. В сумке у нее есть кинжал, а в задней обложке молитвенника спрятаны двадцать гиней. Добравшись до Англии, Петра найдет своего отца, и тогда жизнь ее наладится.
Она надеялась на это и молилась.
Глава 6
Занавеска с шумом отодвинулась, и за ней оказалась Солетт, которая подозрительно смотрела на Петру. Петра была рада, что инстинктивно схватила четки и выглядела так, будто молилась. Она последовала за молодой женщиной на кухню, неся догоравшую свечу. Петра поставила свечу рядом с другой, и в их свете комната выглядела гораздо веселее. На столе лежал кусок желтого сыра рядом с зернистым хлебом.
Мадам Гулар сидела в кресле во главе стола лицом к огню и жестом показала Петре сесть на скамью слева от нее. Жиззи села на другую скамью, вид у нее был встревоженный. Петра улыбнулась Жиззи, но та не отреагировала.
Старуха разлила похлебку в миски, которые Солетт поставила на стол, подав первую матери, а вторую Петре. Петра поблагодарила ее, но запах варева был неаппетитный. Возможно, мясная кость, варившаяся в похлебке, была далеко не первой свежести. Возможно, повариха переусердствовала с травами, стараясь замаскировать неприятный запах. Возможно, старуха просто потеряла обоняние. В похлебке определенно было слишком много шалфея, травы, которую, но мнению Петры, следовало использовать очень умеренно, но никто другой не выказал никаких возражений.