— Ты косарь мне сработать обещался, — втиснулся вперед рябой круглолицый парень.
— Всё я сделаю, всё! — вскинул руки Олег. — Только, мужики, давайте не сразу. Вы уж распределитесь как-нибудь. Опять же, с Людмилой тоже сговориться надобно.
— Так ты петлю сваришь?
— Я привезу струмент, — тихо кивнула женщина. — Пойдем, Тонечка, запрячь поможешь. До сумерек обернусь.
— Значит, Захар, приходи завтра, — пожал плечами Середин. — А ты… Ну, давай свои обломки. Одинец, добавь уголька маленько, прогорает уже. Знаешь, как класть надобно?..
* * *
— Светлячок! Светлячок!
Сено зашуршало под руками, почему-то не отлетая в сторону, а забираясь за шиворот, опилки впивались под ногти, словно пытались его остановить — но он всё равно зацепил кончиками пальцев край доски:
— Светлячок! Света!
И увидел темное лицо, детские тела.
— А-а-а!
Олег скатился с полатей, согнувшись, выскочил иа улицу, сбежал с крыльца, судорожно ловя ртом воздух:
— Нет! Нет! Не-е-ет!!!
Мир вокруг молчал, замерший в морозном безмолвии — в небе кружились первые недолговечные снежинки, у болота кончики стреловидных листьев осоки серебрились инеем.
— Что, тяжело? — выйдя из дома, остановилась рядом Людмила.
— Не могу, — мотнул головой Олег. — Жить не хочется.
— Вот и мне не хочется…
Они помолчали, глядя на раскинувшуюся до леса смертоносную, но в то же время спасительную топь. Неожиданно женщина громко хлюпнула носом. Потом еще раз, и вдруг заревела в голос.
— Ты чего? — испугался от неожиданности Середин. — Ты это чего?
Он обнял Людмилу, прижал к себе, надеясь хоть немного приглушить звуки рыданий, кажущиеся в ночи громоподобными:
— Да что с тобой? Перестань!
— Я… Я… — сквозь слезы попыталась сказать она. — Тут… Не стой… Пропадают… Мужики пропадают… У воды…
— Это да, это верно, — удерживая за плечи, повел ее к дому ведун. — Пойдем отсюда, не нужно нам здесь стоять.
В избе Олег уложил ее на полати, укрыл сшитым из овечьих шкур одеялом — а сам привалился к стенке под окном, глядя в темноту. Спать ему совсем не хотелось. Пожалуй, он даже боялся закрыть глаза.
Едва окна просветлели — ведун с облегчением выскочил на воздух, разжег горн, кинул туда заготовку для защитной головной пластины, с нетерпением дождался, пока по ней пройдут все цвета побежалости, и стал охаживать ручником, стараясь думать только о том, как, куда и с какой силой опускать молоток. Работа шла до неприятного быстро — бывшая криница послушно принимала форму вытянутого пятиугольника с прорезями для ремней на четырех верхних углах.
К счастью, сразу после завтрака его встретил на улице Путята с лопнувшими ободами, по одному из которых он вдобавок прокатился колесом. Мужик хотел получить взамен один, и еще нож, шило и десяток гвоздей — уж непонятно, для какой надобности. Олег успел привыкнуть, что всё вокруг делалось из дерева и кожи, а крепилось на деревянных же шипах.
Едва управившись с работой и отправив Путяту торговаться с хозяйкой, Олег увидел Захара, несущего обещанную петлю. Разогрев до черноты, ведун слегка расклепал оба конца возле слома, присыпал флюсом из белого кварцевого песка, оставшегося в запасе от прежнего мастера, раскалил уже до ослепительной белизны — тут температуру нужно держать точно, тысячу триста — тысячу четыреста градусов. Недогреешь — не сварится. Перегреешь — пережог будет, вещь можно смело в мусор выбрасывать. Всё едино не прокуешь — крошиться станет под молотом, как рафинад.
С помощью Одинца, который удерживал один из концов петли средним, десятикилограммовым молотом, Середин торопливо проковал место сварки, разбрызгивая окалину и быстро превращая две короткие полоски в одну длинную, потом подровнял по сторонам, придавая железке прежнюю форму и размер, и, наконец, бросил назад в угли, предупредив паренька:
— Не качай! Металл отпустить надо, чтобы не покорежило. Потом еще нагреем, пройдемся ручниками и окончательно остудим. Спокойно, на воздухе. Петля ведь сыромятной должна быть — гнуться, но не лопаться. Так что подождем…
Вчетвером они уселись на пороге — бородач и ведун по краям, мальчишки посередине.
— Ну что, работнички, умаялись? — подошла Людмила и протянула глиняную крынку: — Вот, кваску холодного попейте. А ты, чужак, уж прости меня, беспамятную, от мыслей глупых никак избавиться не могу, всё забываю. Баньку я затопила тебе с дороги.