114 
— Что с тобой, Кассия? О чем ты думаешь?
Она склоняла головку к плечу, и на губах ее появлялась нежная улыбка.
— Это Бернард, — говорила она печально. — Не знаю, что с ним делать, а делать что-нибудь надо!
— Бернард, — повторял он, сначала не понимая и лишь потом вспоминая тихого неухоженного мальчика, приходившего в замок выбирать собак, чтобы они помогли его отцу пасти овец.
Его жена задумчиво покусывала нижнюю губу и вдруг широко улыбнулась.
— Почему я сразу не спросила тёбя? Ты ведь знаешь, что делать!
И они начинали обсуждать проблемы Бернарда и его странную, необычную реакцию на собачьих блох и находили решение, которое потом оба одобряли. Ее любовь к нему после этого была больше, чем он мог себе раньше вообразить.
Грэлэм позволил ей делать, что ей заблагорассудится, со всеми тканями в своем сундуке. Но, разумеется, она не стала злоупотреблять его щедростью. Кассия всегда спрашивала его мнение, и он знал, что пройдет много времени, прежде чем забудется его первая реакция, когда она взяла ткань из сундука, чтобы сшить ему новый камзол.
Лорд Грэлэм понял также, что ему нравится его жена. Это была пугающая и нелепая мысль, и ему даже не хотелось ее анализировать. Жена существует для удобства и комфорта мужа. Она ублажает его тело, следит за его домом. Большинство его знакомых мужчин без тени сомнения как попугаи повторяли эту заповедь. Он снова повернул голову, услышав ее смех, и понял, что она находится на их небольшом стрельбище. Что могла делать Кассия среди его солдат? Рыцарь широко зашагал к плацу и, подойдя, остановился как вкопанный. Его жена сидела в выцветшем зеленом шерстяном платье, с белым шерстяным платком на голове, и, если бы не ее звонкий смех, он мог бы принять ее за служанку. Вокруг нее собралась толпа.
— Нет, Бран, — услышал он голос Кассии, в котором еще дрожал смех, — эта часть пирога для моего господина. Ты уже съел свою порцию!
Грэлэм увидел, что Кассия держит поднос, а его люди едят или, уже поев, довольно жмурятся, вытирая рты.
«Ее господин»! Мысль о наказании за то, что она прервала занятия его людей, тотчас исчезла у негр из головы. Она увидела его и побежала ему навстречу, и в глазах ее он заметил удивление и радость при виде его.
— Я подумала, ты занят с Блаунтом, — сказала Кассия весело. — Вот, милорд, яблочный пирог, только что испеченный.
Грэлэм принял от нее свою порцию, с запозданием осознав, что выражение его лица, вероятно, такое же глупое, как и у его солдат.
Поев, хозяин Вулфтона вытер губы и улыбнулся жене:
— Пирог восхитительный, миледи. Не знаю только, чем эти безмозглые увальни заслужили ваше внимание.
И услышал раскаты хохота за спиной. Кассия смеялась вместе со всеми. Почти против своей воли он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее гладкой щеке.
— А теперь иди, малышка, — сказал рыцарь нежно, — иначе у меня возникнет искушение перебросить тебя через плечо и доказать тебе, как ты восхитительна.
Она вспыхнула, попыталась возразить, а потом, плутовато улыбнувшись ему, бросилась бежать с поля. Немного позже Рольф сказал хозяину:
— Вам повезло, милорд. Очень повезло.
— Да, — вежливо согласился Грэлэм, отирая пот со лба и Глядя на укрепления на восточной стене. — Вулфтон такой замок, которым можно гордиться: нечистоты убраны. ничто здесь не воняет, и Бернард гораздо лучше теперь управляется с лошадьми.
Грэлэм потянулся, уголком глаза наблюдая за своим сержантом. Рольф не понял бы шутки, даже если бы при этом для убедительности ему хорошенько поддали под тощий зад коленом. Прочистив горло, он уточнил, медленно произнося слова:
— Это все верно, милорд, но я то говорил о миледи, вашей жены — И выпрямился, хмурясь при виде легкой ухмылки на губах своего господина. — Она всем на радость. Вашим людям всегда приятно видеть ее улыбку.
«Она тебя не предавала!» Рыцарь тотчас же попытался отогнать эту мысль. Уже давно он решил, что и сам не меньше жены виноват в том, что она попыталась бежать от него.
«Она ведь к тебе вернулась, — повторял он себе снова и снова. — Но почему она так и не сказала правды?»
Де Моретон покачал головой, чувствуя, что эти раздумья причиняют ему боль, а вслух произнес:
— В жизни слишком много тяжелого, чтобы еще осложнять ее.
Рольф подергал себя за ухо.
— Она милое дитя, — изрек он наконец.
— Нет, старый дружище, она не дитя, — возразил Грэлэм.
114 
