Особенно,... 
102 
Через десять дней войско вышло на берег Северного Донца. Широкая река уже успела вскрыться, но из берегов пока не выходила. Либо успела вернуться после половодья назад, в привычное русло. Отряды Кароки-мурзы и сотни Девлет-Гирея с ходу прошли через хорошо известный многим поколениям степняков и местных купцов зигзагообразный брод, поставив шатры уже на другом берегу.
Четыре дня ждал бей отставшие отряды, греясь в своем шатре у огня и угощая нагоняющих его командиров вареной бараниной. Теперь уже никто не рисковал давать ему советы или противоречить гиреевской воле.
Все поняли: будет так, как он решил, или не будет вообще. Недовольные могут поворачивать назад, а он продолжит поход, пусть даже с ним останется три тысячи воинов из шестидесяти тысяч.
Поворачивать назад не хотел никто, а потому, когда вечером пятого дня Девлет приказал двигаться дальше ночью — ногайцы снялись с места и покатили вперед в кромешной тьме, с трудом угадывая дорогу в свете далеких звезд. В степь пришла весна, снег растворился в земле, превратив ее в непроходимое месиво, — но после полуночи зима ненадолго возвращалась в свои недавние владения, и татары стремились как можно полнее использовать эти часы, заставляя упряжных меринов бежать довольно бодрой рысью. Днем отдохнут.
После изнурительного перехода в пять ночей передовые разъезды начали встречать среди земляных пространств проплешины плотного дерна, не дающего почве превращаться в грязь. Еще несколько десятков верст — справа и слева стали встречаться распускающие молодую листву рощицы, а многолетняя трава сплелась в единый плотный ковер.
Все! Самое трудное осталось позади.
Девлет-Гирей приказал нукерам ставить шатры и дал войску, уже начинающему путать день и ночь, три дня отдыха. И только после этого отдал приказ двигаться вперед — но уже по всем правилам. С передовыми дозорами и сотнями прикрытия впереди, с отрядами, защищающими обозы, и сотнями, прикрывающими тылы. А если бей никого не выставил на крылья — то только потому, что наступающая орда захлестнула все пространство от Оскола и до Северного Донца, опираясь своими краями на полноводные реки.
Словно половодье, так и не наступившее в этом году, татарская конница, освобождая проезжий тракт бесконечным обозам, сама затекала во все дорожки, тропы и мелкие тропинки, огибая дубовые боры и лиственные леса лугами и полями, еле вмещаясь между узкими и широкими перелесками, тянущимися вдоль ручьев, в то время как вечно голодные кони жадно сжирали ивовые и рябиновые кустарники, не довольствуясь только-только проглядывающей из земли молоденькой травкой.
Они встречали на своем пути опустевшие селения и усадьбы, следы торопливого бегства и брошенное на потраву ломаное или постаревшее барахло. Но мелкое корыстолюбие затаившихся по щелям окраинных мужиков не вызывало у них досады. Они шли в Московию, с самую сердцевину русских земель — земель, уже давно нетронутых, зажиревших, разбогатевших, битком набитых сладкими девками и работящими смердами, только и ждущих себе хорошего хозяина.
Мимо замерших в ужасе южных крепостей и городков катился непрерывный поток одетых в кольчуги и куяки, колонтари или просто хорошо простеганные халаты нукеров, некоторые из которых, по бедности, нацепили даже немецкие, венгерские и французские кирасы, что целыми возами собирали на полях сражений янычары, потом по дешевке продавая заезжим купцам.
Шестьдесят тысяч воинов привел с собой великий бей Девлет-Гирей! Шестьдесят тысяч! Число, невиданное доселе в южнорусских степях. Число, в которое не могли поверить сами крымские татары — потому как, кажется, и не проживало столько мужчин в Крымском ханстве.
Один месяц понадобился им, чтобы пройти степными и лесными дорогами почти тысячу полновесных верст от богатых крымских виноградников до черты, которой еще молодой царь Иван обозначил давнишние границы Московского княжества, и остановиться перед первым русским городом, который невозможно обойти. Потому, что проведенная Иваном Грозным черта выглядела на деле как высокий, ощетинившийся кольями вал, либо непроходимый лесной бурелом.
Здесь, растекшись на несколько километров в разные стороны, наконец и остановилось татарское войско, обозначив свое присутствие сонями шатров: широких, укрытых поверх войлока шкурами, ногайских, остроконечных сельджукских, полотняных, растянутых на веревках и шестах — богатых османских беев.
102 
