Особенно,... 
36 
— Ты со мной. Я ждала тебя тысячу лет, я уже не верила, что ты придешь. Любимый мой, родной мой.
— Я люблю тебя, — шепнули его губы.
Она положила голову Саше на грудь, медленно водя рукой по его животу.
— Синичка, оставайся со мной…
— Я с тобой… — шепнула она.
— Нет, оставайся со мной навсегда.
— Я буду с тобой… Будут полнолуния. Будет Иван Купала. Мы будем вместе.
— Нет, не раз в месяц, а всегда, каждый день!
Она вздохнула, и он понял, что этого не получится.
— Ну почему? Тебе дед не разрешит? Или… Или ты замужем?
Она повернулась и прижала палец к его губам:
— Сашенька, любимый мой, я ничего не могу изменить. Не надо говорить про это. Лучше люби меня.
Синичка убрала палец с губ и стала целовать его глаза. Она была нежной и страстной, королевой и рабыней, женщиной и сказкой.
Наваждение оборвалось внезапно.
— Ох, я же не успею! — Синичка вскочила, подхватила платье, выскочила из комнаты. Секунду спустя хлопнула входная дверь. От неожиданности Саша упустил несколько очень важных мгновений, и когда он метнулся в прихожую, там было пусто. Все… Ушла. Опять целый месяц в ожидании, а потом опять короткая ночная встреча… И ещё неизвестно, будут ли они вдвоем или у Синички и ее компании опять найдутся дела…
— Нет!
Проклиная себя за упущенные секунды, Трофимов лихорадочно натянул брюки, ботинки, схватил с вешалки куртку и бросился из дома. Девушки видно не было, но он знал, где искать — в стороне детских садиков, построенных чуть ли не в сталинские времена.
Саша помчался со всех ног, забыв застегнуть накинутую на плечи куртку, поскользнулся на повороте, вскочил, безразлично сплюнув кровь из прокушенной губы, пересек темную улицу Ленсовета, перепрыгнул ограду детского садика, неудачно свалившись на обледеневший сугроб, но опять быстро оказался на ногах…
— Сашка, милый, ну что же ты делаешь?..
— А-а? — Оглянувшись, он увидел ее совсем рядом. — Синичка, не уходи, пожалуйста. Я не могу ждать тебя по месяцу! Я же с ума сойду!
— Они уже близко, — грустно сообщила девушка. — Нам пора.
— Останься! — Он поймал ее руки.
— Сашенька, не заставляй меня говорить то, чего я не хочу.
Теперь и Трофимов заметил быстро приближающуюся троицу, крепко сжал ее руки:
— Не пущу!
Синичка оглянулась, увидела в двух шагах от себя Велемира и упавшим голосом признала:
— Прости, Саша, но я — из рода Гекаты.
На Трофимова, однако, эта фраза не произвели ни малейшего впечатления, и девушка, уже громче, повторила:
— Ты что, не понял? Я — колдунья из рода Гекаты!
— Ну и что? — На столь дикое и бессмысленное заявление молодой человек просто не смог никак отреагировать. Переизбыток чувств и необходимость отвечать непонятно на что вызвали в его мозгу полный ступор, и он продолжал выполнять намертво засевшую в голове задачу: удержать Синичку рядом.
— Ночь кончается, — почти кричала девушка, — полнолуние гаснет! Я не могу приходить и уходить в другие дни!
— Вот и не уходи…
— Но что удержит меня здесь?!
— Я.
Синичка резко замолчала. Оглянулась на деда.
— Нет! — отрезал тот.
— У него есть энергия. Живая.
— У нас нет времени, — повысил голос старец, — а он не понимает, что говорит.
— Я остаюсь…
— Дура! — Яр всем телом упал на руки молодых людей и разорвал сомкнутые ладони. — Ты погибнешь! Он же не понимает, о чем идет речь!
— У нас нет времени! — оборвал споры Велемир. — Луна уходит, Синичка…
— Нет!
— Синица! — кричал Яр. — Полнолуние уходит! Сгинем все!
— Саша, — твердо приказала девушка, — отойди и закрой глаза.
Трофимов, ничего не понимая, но, чувствуя, что происходит что-то важное, послушался.
— Млада, руку!
— Не делай…
— Время!!!
— Нет!
Сквозь закрытые веки ощутилась яркая вспышка, а затем нежный Синичкин голос произнес:
— Ох, мамочки, как здесь холодно…
* * *
Олег открыл глаза, несколько минут смотрел на тикающий будильник.
Опять… Опять метро, опять муфельная печь, глина и восковки. Опять мокрый снег и слякоть. Словно он быдло какое, а не Создатель. Господь Бог занимается отливкой безделушек. Смешно…
Не дожидаясь, пока будильник зазвонит, Олег стукнул его по макушке, выбрался из-под одеяла и тяжело пошлепал умываться.
36 
