Особенно,... 
31 
— Ты не понял, — Синичка подняла голову, губы ее дрожали, — они не на кладбище, они под домами. Это плохо. Это тяжело…
— Не может быть…
Синичка не ответила, она закрыла лицо ладонями и заплакала.
Саше очень хотелось прижать ее к себе, приласкать, поцеловать, просто погладить по голове, как маленького ребенка, успокоить. Синичкины слезы жгли душу, но бросить руль он не мог и пытался успокоить словами, убедить, что она ошиблась, что могил под домами быть не может, а если и были, то перед строительством их наверняка перенесли. И плакать совсем не нужно. Плакать бесполезно. И что он ее очень любит.
Постепенно Синичка успокоилась. Она не улыбалась, не разговаривала, но хотя бы не лила слезы. Саша тоже замолчал, не желая лезть ей в душу. Так, не проронив ни слова, они и доехали до стадиона мясокомбината.
— Спасибо, Саша, — наконец заговорила девушка.
— Уходишь? — Он остановил «пешку». — Уже?
— Ты меня любишь, — опять не столько вопросительно, сколько утвердительно произнесла она.
— Да, — сказал он.
— И я, — наконец-то улыбнулась Синичка. Саша взял ее за руку, потянул к себе. От поцелуя она уклонилась, но напомнила:
— В полнолуние. Здесь. — И выбежала на улицу.
Яр и Млада уже исчезли. Последним выходил старик. Опираясь на посох, он медленно спустился по ступенькам, одобрительно похлопал по двери автобуса:
— Вы делаете хорошие вещи. — Посох с хрустом вошел в наст, Велемир оперся на него и жестко закончил. — Но дома на костях строите зря. Они прочнее, но в них не бывает счастья.
Он спустился на дорогу и пошел к деревьям.
* * *
Минут пять Олег бессмысленно таращился в подушку, не в силах понять, где он и что с ним. Ведь он же только что, ну только-только лег спать, только заснул… И вдруг — на тебе! Проснулся. Да еще в белой чистой постельке под толстым одеялом, а не среди душистой травы…
Но тут заорал будильник, и все сразу встало на свои места. С ярким солнечным миром предстояло распрощаться до вечера. Создателя ждал серый, сырой питерский день, муфельная печь и груда восковок.
АПРЕЛЬ
На этот раз Олег вернулся домой в полдвенадцатого ночи. Сашка должен был уже спать, и замок пришлось открывать осторожненько, «шепотом». Таня сидела на кухне у раковины и вязала. Альфонс пристроился рядом, на кране с холодной водой. Попугай втянул голову глубоко в плечи — если таковые у птиц имеются — и тихонько, по-стариковски, посапывал. Возможно, спал, а может, прикидывался.
— Что-нибудь случилось? — тревожно спросила Танюшка. — Почему так поздно?
— Да так, еврейка одна задержала, — потоптавшись возле крана, Олег махнул на попугая рукой и отправился мыть руки в ванную.
— Кто-кто тебе помешал?! — отбросив вязание, Таня устремилась за ним.
— Еврейка одна. — Олег открыл воду, намылил руки. — Да ты не беспокойся, она толстая и некрасивая.
— И поэтому ты приходишь домой за полночь?!
— Мне что, уже и женским телом заняться нельзя? — с деланным удивлением поднял брови супруг и, не выдержав, расхохотался:
— Да статуэтка это! Так и называется: «Лежащая еврейка». Степаныч слепил. Похоже, специально для надежного вложения капитала.
— Почему?
— Да у нее в одном животе две плавки! — Олег сполоснул руки и старательно вытер. — Ты можешь представить себе такое произведение искусства: лежит на боку полуприкрытая девушка, а рядом с ней — живот в полтора раза больше по размеру.
— Бр-р! — поежилась Таня, мысленно оценив достоинства красавицы. — И чего в ней хорошего?
— Как чего? — поразился Олег. — Полтора килограмма чистейшего серебра. Всегда можно отпилить кусочек и отнести в ломбард. Главное — художественные достоинства статуэтки от этого не пострадают. Что мы будем сегодня кушать?
— Жрать хочу! — мгновенно проснулся попугай. — Голодом зам-морили!
— Заткнись, курица белая, — устало огрызнулся хозяин дома, усаживаясь на стул. — Сейчас моя очередь.
Олег откинул голову на стену, прикрыл глаза, и в тот же миг перед ним вспыхнул свет. От толчка неудачно повернулась голова, и в ухо больно вонзилась соломина.
* * *
— Ты просил разбудить тебя, Создатель…
* * *
— А-а… — вскинулся Олег.
— Жрать хочу! — откликнулся Альфонс.
— Ты чего, Олежка? — жена суетилась у стола. — Не спи! Я сейчас, только салат заправлю.
31 
