72 
Николас уставился на нее. Его губы все еще были влажны, в ноздрях стоял ее запах, во рту оставался ее вкус, а в голове не задержалось ни единой мысли. Ему хотелось плакать. Она не выглядела испуганной. Скорее возмущенной. Что ему делать? Он должен вести себя как умудренный жизнью, уверенный в себе мужчина. Удастся ли это ему?
Он откашлялся.
— Послушай, Розалинда, это очень важно для меня. Именно так мужчина должен ласкать женщину, чтобы получить удовольствие от соития. Надеюсь, ты это знаешь?
— Нет. Никогда ни о чем подобном не слышала. Это неправильно, Николас, это ошибка! Ты, должно быть, метил в мою коленку, но попал не туда. О Боже, это не…
— Ты отказываешь мне в наслаждении? В нашу брачную ночь? Я настолько тебе безразличен?
Представив, как он стоит на коленях меж ее расставленных ног и ласкает ее ртом, она едва не сгорела от стыда. Он тяжело вздохнул.
— Вижу, ты не доверяешь мне. Не считаешь, что я способен все сделать, как полагается.
Он снова вздохнул и опустил глаза на свой ушибленный в спешке палец.
— О нет, Николас. Дело вовсе не в этом. Я…
Николас решил, что обязанность мужчины — принимать решения и действовать. Он схватил ее, снова уложил на спину, развел ноги и уселся на корточки.
— А теперь ты будешь молчать, и наслаждаться, — приказал он и стал ласкать ее ртом, на этот раз, для пущей безопасности придавив ладонью ее живот. Но нужда в этой мере предосторожности скоро отпала. Она стонала, комкала простыню и снова стонала.
Будь у него на это силы, он бы вознес хвалу небесам. Пока ее руки метались по его спине и бедрам, а ногти царапали его кожу, он был готов покорить мир.
Она барабанила кулаками по его плечам, путалась пальцами в волосах, но все это было пустяками по сравнению с тем, что она неожиданно выгнула шею и закричала, извиваясь в конвульсиях наслаждения.
Николас наслаждался каждым мгновением, отдавая ей все, что мог.
Когда она успокоилась, он снова стал ласкать ее, на этот раз нежнее. И когда она бессильно обмякла, поднял голову, глядя в синие туманные, растерянные глаза. Рыжие волосы разметались по подушке, ноги по-прежнему были широко раздвинуты… и он, приподнявшись, мощно вонзился в нее.
Она снова закричала, на этот раз от боли, но Николас, предвидя это, зажал ей рот ладонью. Он ощущал ее боль, но не остановился, пока не вошел до конца, и, прижавшись лбом к ее лбу, прошептал:
— Твоя девственность. Мне пришлось взять твою девственность. Клянусь, больно больше не будет. Лежи спокойно, попытайся привыкнуть ко мне. Нет, не проклинай меня. Это просто смешно. Дыши глубже. Почувствуй меня в себе, Розалинда. Пусть твои мышцы расслабятся.
Расслабятся? Пока этот мужчина все еще в ней? Но как это возможно?
Проклятия рвались у нее с языка, но она сдержалась и, приподняв голову, укусила его за ухо. В этом укусе не было ни капли нежности, но он тихо пообещал:
— Я не шевельнусь. Обещаю. Пожалуйста, попытайся расслабиться.
Она снова его укусила, на этот раз не так сильно.
Он чмокнул ее в кончик носа.
Его силы на исходе. Если он немедленно не начнет двигаться, будет совсем плохо. Ему еще в жизни не приходилось так плохо.
— Лежи тихо, — молил он, — ради всего святого, лежи тихо!
Как он может говорить так тихо, так мягко, если только сейчас буквально насадил ее на вертел?!
Она была не так глупа, чтобы не знать, что происходит в постели между мужчиной и женщиной. Просто не представляла, как оно бывает на самом деле.
Она ощущала его, и это было ужасно странным. И этот гладкий твердый отросток почему-то пульсировал. Как такое может быть?!
Он был таким тяжелым, горячим и потным. Но не двигался. Как и она.
Она начала успокаиваться. Позволила себе ощутить его жар, его могучую плоть. Ее внутренние мышцы чуть сжались, и это стало его погибелью.
— Розалинда, — выдавил он, прежде чем с новой силой вонзиться в нее и облегченно выдохнуть, почувствовав освобождение.
Он почти раздавил ее тяжестью своего тела. Господи, какое счастье, он еще жив. И она обнимает его.
— Я ощущаю тебя внутри, — пробормотала Розалинда, — и это так непривычно.
Он всегда удивлялся, откуда у женщин берутся силы и мысли, чтобы еще и говорить в такие минуты. Минуты, навсегда изменившие его жизнь. Ничего лучшего с ним не случалось. Перед глазами все еще плыли радужные пятна.
— Я тоже тебя чувствую. Ты такая мягкая и мокрая от моего семени. Я кричал еще громче тебя?
72 
