Гарри потрясенно смотрел на белые руки, похожие на замерших пауков, на закрытые змеиные глаза, на череповидное лицо. Все это напоминало ему куклу, из которой в кино при помощи спецэффектов магглы смогли бы сделать чудовище.
— Я думал, что вы знали способ уничтожить Волдеморта, — произнес Гарри после молчания.
— Увы, нет, мой мальчик, — ответил Дамблдор.
— А как же пророчество? Волдеморт всегда хотел знать его полное содержание!
— Волдеморт полагал, что в пророчестве указан способ уничтожить тебя или его. Возможно, так оно и есть. Но я его не увидел. Северус тоже. Я наделся на твой выбор и интуицию, Гарри.
— И как звучит полный текст пророчества? — растерянно спросил он.
— Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда. Дитя, рожденное в муках, но от большой любви, рожденное теми, кто трижды бросал вызов Лорду, родится на исходе седьмого месяца, и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей силы его. И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой, тот, кто достаточно могущественен, чтобы победить.
— И все?
— Все, Гарри.
— Но почему всего этого не должен был знать Волдеморт? И профессор Снейп? И я?
— Если бы ты знал текст всего пророчества, то его бы смог узнать и Волдеморт. Несмотря на то, что после венчания я сумел отделить тебя, я не знал, надежно ли это. В свое время пророчество помогло мне выиграть время, затем оно спасло жизнь профессору Снейпу: если бы Волдеморт не думал, что Северус знает весь текст, он бы уже давно убил его.
В голове Гарри вертелось ещё много вопросов, но сейчас он не чувствовал в себе сил осознать в полной мере все, что произошло. Хотя нет, один вопрос, очевидно, требовал ответа сейчас:
— А как Волдеморт сумел проникнуть в мой дом, профессор? Ведь вы же не открыли ему тайну!
— Признаться, я сам ломаю над этим голову, — Дамблдор развел руками. И до Гарри донеслось знакомое всхлипывание.
— Добби, — позвал он эльфа.
Тот, громко зарыдав, вылез из-под кровати.
— Добби, почему ты плачешь? Что произошло? — изумленно спросил Гарри.
— Добби виноват, сэр! Добби очень виноват!
— В чем, Добби? — спросил профессор Дамблдор.
— Добби не должен был выдавать сэра Гарри Поттера! — завыл эльф и принялся биться головой об пол.
— Это ты рассказал Волдеморту, как сюда попасть? — изумился Гарри. — Но как? Почему? Ведь на дом наложены чары!
— Добби свободный эльф, он теперь не может хранить все тайны хозяина и выдаст их, если его будут пытать или залезут ему в голову! — Добби зарыдал с новой силой. — Простите, хозяин! Добби очень виноват!
— Ну… ну ладно, ничего, — пробормотал Гарри.
* * *
— Вот тебе и свободу эльфам! — воскликнул Рон.
Он, Луна и Гарри сидели возле кушетки, где на подушках лежала все ещё слабая Гермиона.
— Гермиона не могла знать, что ожидать от свободного эльфа, — ответил Гарри, беря ее за руку.
— Ну так и нечего было лезть со свободой. Я всегда говорил, что это твое ГАВНЭ или как там ее РВОТА — чушь это все!
— Рон, — Луна попыталась урезонить его.
— А я ещё собирался денег давать на твоих дурацких «Рабов». Фигушки теперь! Удивляюсь, как вы простили этого эльфа! — продолжал возмущаться Рон.
— Если бы Добби не привел в наш дом Волдеморта, он был бы ещё до сих пор жив, — возразил Гарри и получил искренний благодарный взгляд от Гермионы.
— А если бы он убил тебя, Гарри? — не сдавался Рон.
— Такая угроза существовала все последние годы, — осторожно возразила Гермиона. — Все так или иначе получилось к лучшему.
— Волдеморта похоронили, над упивающимися сейчас идет суд, а твоего отца назначили Министром Магии, — сказала Луна. — Я бы на твоем месте не только дала денег Гермионе, но и памятник Добби поставила. Из золота.
— Угу, — буркнул Рон, — может, ему ещё Орден Мерлина Первой степени за содействие в уничтожении Сами-Знаете-Кого?
— Волдеморта, Рон, — поправил его Гарри, — теперь-то уже точно не нужно бояться поизносить это имя вслух.
— Даже не верится. В…Волдеморта больше нет, отец стал министром. Родители помирились с Перси, — Рон растянулся в улыбке.
— Я очень рада, что Перси многое понял, вернулся в семью и, надеюсь, он больше не будет ставить карьеру превыше всего на свете, — проговорила Гермиона.