Я хочу пошевелиться, но фигура предупреждает голосом президента:
– Ты спи, спи, молчи. Думай, что спишь. Значит, ты чистеньким хотел остаться? Всю жизнь руки мыл, а профессор за тебя отдувался? И брал, и давал, и врал, и вообще тебя уравновешивал. Зло равно добру. Добро равно злу. Понял? Если ты чистенький, то кто-то непременно должен быть настолько же грязненьким. Иначе без равновесия поезда сойдут с рельсов, планеты – с орбит, люди – с ума, а физические постоянные превратятся в постоянно-переменные, а это конец. Что же я теперь ему скажу? – с досадой повторяет фигура голосом Михаила Федотовича Чернолуцкого. – Понимаешь ли, ОН там у нас журнал издавать надумал – вроде твоего, но с противоположным направлением, для равновесия. Простой, кондовый такой журнал, без затей. Даже сам придумал название: «АНУКА И ЖИСТЬ». А главным редактором этой самой «Ануки» решил назначить Степаняка-Енисейского, – спешит доложить голос Оли Белкина. – А ты все испортил!
Фигура опять принюхивается и объявляет дроздовским баритоном:
– Да ты, брат, напился!
Фигура усаживается в кресло, щелчками подкидывает олимпийский рубль и размышляет на все голоса:
– Что же делать? Профессор сейчас в реанимации, но этот вариант с инфарктом ЕМУ не подходит. Профессор ему нужен с выстрелом в висок, и чтобы мозги по стенке. Иначе, «Ануки» не получится. Кого же теперь предложить ЕМУ в главные редакторы?.. Задачка.
– Может быть я подойду для этой вашей «Ануки»? – несмело предлагаю я свою кандидатуру.
– Тебе что, жить надоело? – с интересом спрашивает фигура. – Не отвечай, я подумаю. Ты спи, спи.
Монета мерно взлетает, помахивая серебряными ребрышками, и опускается, взлетает и опускается, а за стеной стонут и возятся марсианин с Татьяной. Они так долго друг друга ждали, что забыли про звукоизоляцию.
– Дело молодое, – ухмыляясь, комментирует фигура. – Им еще всю жизнь жить, а ты куда спешишь? В общем, если жить тебе надоело, могу твоему горю помочь. Могу замолвить за тебя словечко. ОН тебе может жизненный срок скостить, ЕМУ хороший главный редактор позарез нужен.
– А срок-то большой?
– Со счету собьешься и жить устанешь.
– Что ж… Я, пожалуй… Но с одним условием.
– ЕМУ условий никто не ставит. Не произноси этого слова. Лучше скажи так: «с одним последним желанием». Он это любит – желания. Понял? Давай свое желание. Но чтоб без нарушения равновесия и мировой гармонии.
– Хочу после смерти воскреснуть еще на один день.
– Вполне скромное желание, – размышляет фигура. – Все в ЕГО силах, но уточни – зачем?
– Хочу ровно через год в этот день вернуться и взглянуть: что стало с журналом?
– За журнал беспокоишься? За дальнейшее развитие фундаментальной науки? За общественное болеешь? ЕМУ это не понравится. Не поймет. За себя, за себя проси. А за журнал не беспокойся, мы его там выписываем.
– Хочу ровно через год в этот день появиться живым на годовщине собственной смерти. И получить от этого удовольствие.
– О! – восклицает фигура. – Это уже кое-что! На день ожить, и всех насмерть перепугать! С таким последним желанием можно входить для доклада.
Фигура подходит к отопительной батарее, ощупывает гусиные крылышки и говорит голосом Дроздова:
– Не высохли… Ты не знаешь, где тут ночью можно водку достать?
– У обходчика на переезде.
– Понял, спасибо. Кстати, я этот рубль себе заберу, не возражаешь? Все равно на полу валяется. Но ты ЕМУ об рубле не говори, у НЕГО с этим строго. Ну, мне пора. Ты спи, а я сейчас с НИМ посоветуюсь и вернусь. Я недолго.
Фигура устремляется к форточке.
– Крылья забыл! – кричу я вдогонку.
– Пусть сушатся. Это так… бутафория, – отвечает фигура, выдуваясь в форточку.
Лежу, жду…
Фигура возвращается с бутылкой водки подмышкой.
– Поздравляю! Можно. Разрешил. Вышла тебе амнистия. Прежний твой жизненный срок ОН зачеркнул и самолично вписал новую судьбу. Готовься. Сейчас я заправлюсь и отправимся. Все произойдет безболезненно, не бойся.
– А ОН свое слово сдержит? – спрашиваю я.
– У НЕГО без обману.
– Хотелось бы договор подписать.
– У НЕГО без бумажек. Это тебе не издательства, – фигура пытается содрать с бутылки «белую головку».
– А если ОН слово не сдержит?
Фигура ухмыляется и вышибает «белую головку» ударом пустого рукава.
– Ну, предположим, теоретически.
– Если не сдержит… – задумывается фигура и маленьким глоточком пробует водку. – Если не сдержит, тогда ОН потеряет право на твою эту самую…